Международная конференция "Попечение Церкви о душевнобольных: религиозный мистический опыт и психическое здоровье"

Ниже публикуются доклады участников конференции "Попечение Церкви о душевнобольных: религиозный мистический опыт и психическое здоровье", 7-8.11.2019 г., Москва (продолжение)

Покаяние, Исповедь и депрессивный бред

Прот. Илия Одяков

По воле Божией, я почти четверть века несу послушание больничного священника в клинике НЦПЗ РАН и параллельно совершаю пастырское служение в ряде приходских храмов Москвы. В силу большого распространения в обществе депрессивных заболеваний и там, и тут приходится встречаться с различными формами их проявлений. Эти встречи могут происходить как в беседе по душам, так и (чаще всего) во время Исповеди. В любом случае имеет место попытка Покаяния, как сожаления о совершившемся грехе и страхе о будущем.

В этой связи я хочу акцентировать наше внимание на некоторых моментах.

В библейском понимании покаяние - это буквально "изменение ума", "изменение мыслей", осознание своих грехов пред Богом, людьми и собой. Покаяние сопровождается радикальным пересмотром как отдельных своих взглядов, так и всей системы ценностей в целом. Покаяние - это всегда конструктивное, созидательное действие. "Обратитесь каждый от злого пути своего и исправьте пути ваши и поступки ваши", - восклицает пророк Иеремия (Иер. 18:11). Покаяние всегда предшествует Исповеди и сопровождает её. Оно может быть как скоротечным по времени актом, так и неким процессом, длящимся всю жизнь.

Исповедь - это внешнее выражение Покаяния. Она совершается тогда, когда перед священником, как свидетелем от сообщества верных, происходит признание своих греховных мыслей, чувств, поступков. Апостол Иаков призывает нас: "Признавайтесь друг пред другом в проступках и молитесь друг за друга, чтобы исцелиться" (Иак. 5:16.). Внешние формы таинства Исповеди, которые мы используем сегодня, известны уже с начала III века. Так, священномученик Мефодий Патарский указывает на необходимость постоянно "показывать (свою) душевную проказу иереям" [1].

На сегодня для человека, живущего деятельной христианской жизнью, потребность в Исповеди является её неотъемлемой частью. По словам известного духовника XIX века святителя Игнатия (Брянчанинова), она есть "горячее покаяние сердца, жажда очищения, которая происходит от ощущения святыни" [2].

Исповедь по времени часто краткосрочна, однако, по значению - таинственна.

Без сомнения, такое отношение к Исповеди присутствует, скорее, как идеальное. Чаще всего исповедник, когда пытается выразить словами свои стыд и боль от совершенного зла, присовокупляет к этому как массу подробностей об обстоятельствах этих грехов, так и многочисленные жалобы на свою жизнь во всех её проявлениях. И, конечно же, излагает описание тех физических и душевных болезненных состояний, от которых происходят его беспокойство, тяжесть, мучение и страдание.

По моему убеждению, правильная тактика душепопечения состоит в том, что нельзя игнорировать поток той боли, которая выплёскивается у исповедального аналоя, поскольку часто только форма Исповеди как Таинства для верующего - это единственный способ излить свои тягостные мысли и переживания.

И вот, на путях Покаяния перед священником вполне может встать задача - как различить действительный плач о грехах и горячее желание изменить свою жизнь и мнимое переживание греховности, когда и речи нет о намерении жить иначе. Как ни прискорбно свидетельствовать, но довольно часто бывает попытка Исповеди лишь по форме, без реального Покаяния. Однако повторюсь, особенно важно это различение при встрече с людьми, демонстрирующими проявления основных симптомов душевных болезней, когда они схожи с действиями (говоря языком христианской аскетики) страстей. Поэтому для священника большое значение имеет знание психических расстройств и закономерностей их течения.

Это знание дает возможность отличать, так сказать, "зерна от плевел": то, что действительно является предметом Исповеди вместе с совершением подвига Покаяния, от того, что относится к болезни и не является ни грехом, ни областью личной ответственности больного человека.

Одним из таких "плевел", сорняков таинства Покаяния является депрессивный бред, поскольку он всегда возникает на болезненной основе. Такое состояние всегда связано с расстройством мышления. Современная медицина характеризует бред как совокупность болезненных идей, представлений и выводов, искаженно отражающих действительность. Находящийся в бредовом состоянии больной абсолютно уверен в достоверности своих ошибочных идей, он категорически не поддается разубеждению со стороны. Его бредовые построения имеют для него чрезвычайную важность, яркость, значимость; они влияют на весь мыслительный процесс, определяют слова и поступки больного человека.

Депрессивный бред всегда имеет отрицательную эмоциональную окраску, пессимистические установки на фоне апатии, утраты интересов, чувства вины, беспокойства, тревожности и других проявлений расстройства настроения.

Священнику чаще всего приходится сталкиваться с бредом греховности, самобичевания без явного повода. В сознании исповедника воспоминания прошлых (часто несущественных) прегрешений трансформируются в переживание тягчайшей вины пред Богом. Больной считает себя повинным практически во всем. Начиная с констатации факта "во грехе родила меня мать моя" (Пс. 50:7) до непоколебимой уверенности, что вся дальнейшая жизнь после рождения - непрерывная цепь "черных дел и грязных преступлений". "Нет такого греха, который бы я не совершил". "Своими грехами я повинен в болезни и смерти близких людей, родных, друзей, соседей, любимых животных". "Как только я плохо подумаю, так всегда и выходит". "Самые аморальные поступки, "о них же вслух непотребно глаголати", мною совершены".

Тут важно помнить, что истинное Покаяние предполагает не только ощущение и осознание своей греховности ("показание проказы души"), но, по слову Мефодия Потарского, и "жажду очищения" с надеждой на милосердие Божие и дарование сил на "исправление путей" своей жизни.

Бредовые же идеи являют буквально одержимость своей греховностью, абсолютную уверенность в невозможности как прощения грехов, так и изменения своего падшего состояния.

Иную твердую убежденность в своем полном ничтожестве называют бредом самоуничижения. Характерные выражения на Исповеди звучат так: "Я ни на что не годен", "в жизни не сделал ничего хорошего", "я всем в тягость", "я плохой сын, супруг, родитель, работник и т.п.", "вся жизнь - сплошная череда ошибок", "я не достоин называться человеком", "аз же есмь червь, а не человек, поношение человеков и уничижение людей" (Пс. 21:7), "я изгой", "я вызываю отвращение у окружающих", "я нигде не могу самореализоваться", "я зря занимаю место в храме, монастыре, больнице", "я опозорил человеческий род".

Тут же могут прозвучать слова о том, что всё вокруг указывает на эту никчёмность: отношение, взгляды, слова домашних, соседей, коллег, прихожан, священника: "Даже святые с икон или Сам Христос с креста смотрит на меня с осуждением и презрением".

При бреде самоуничижения практически полностью отсутствует способность осознавать собственные позитивные качества и принимать себя как "потерянную овцу" и "блудного сына".

Вдобавок к этому такая болезненная уничтожающая самооценка порой провоцирует соответствующее поведение: "Чем хуже, чем недостойнее я себя веду, тем большее успокоение испытываю". "Я - тот самый пес, который всегда возвращается на свою блевотину".

Вместе с тем при депрессивном психозе часто присутствует гнетущее ожидание неизбежного наказания: "Нет такой кары на земле и в аду, которая соответствовала бы моим грехам".

Это может доходить до проявлений чувственного бреда, когда всё вокруг представляется апокалиптически изменённым, возникает ощущение уже происходящего здесь и сейчас Страшного суда над исповедующимся. Как наяву, так и в кошмарных сновидениях видятся покойники, гробы, смерть в самых разных её проявлениях, бесы, тянущие душу в ад и тому подобное.

Порой больной человек требует немедленного уже не от Бога, но от людей подобного "справедливого суда", "заслуженного наказания". Часто в этом состоянии происходят самооговоры, как на Исповеди, так и в быту ("я был не верен", "я - вор", "я - убийца"), когда в качестве своего "преступления" выдвигаются самые незначительные ошибки и проступки.

Случается, что исповедник с подобными бредовыми идеями говорит о наложении на себя различных наказаний: "сугубый пост" (пища не только без мяса, но просто хлеб да вода), ношение вериг, отказ от бытовых удобств, электричества, сон на голом полу, питание из мусорного бака, минимум одежды даже в мороз, нанесение себе ран, членовредительство вплоть до суицида. Все это почти всегда сопровождается буквально неистовой молитвой (особенно по ночам), навязчивым совершением крестного знамения и окроплением святой водой всего, что только доступно.

Отдельной формой депрессивного бреда является так называемый ипохондрический бред. Он характеризуется ложной убежденностью в наличии тяжкого неизлечимого заболевания и постоянным страхом перед скорой мучительной смертью от него.

Так, одна из прихожанок каждую неделю брала благословение на консультацию у нового специалиста, а также сдачу все новых анализов на рак, ВИЧ, проказу. Остановил ее только настойчивый совет священника сходить к психиатру.

При этом, порой приходится слышать от физически вполне хорошо выглядящего человека о том, что у него атрофированы внутренние органы: "нечем дышать, так как легкие сгнили", "сердца нет вообще", "мыслей нет, потому что мозг высох", "поэтому и молитва не идет". С другой стороны, человек может быть и действительно чем-либо болен, но игнорирует эту реальную болезнь, целиком сосредоточившись на мнимом заболевании. Эта форма бреда называется бредом отрицания.

Нельзя не упомянуть об еще одном проявлении депрессивного бреда: ложная убежденность, что "я болею по злой воле (например, моей тещи)", "меня сглазили", "прокляли", "навели порчу", "околдовали", "напустили беса". Результатом является либо поиск и преследование того, кто "меня заразил", либо многочисленные походы к колдунам, "бабкам" либо прибегание к разного рода экзорцизмам, "отчиткам".

Несколько раз приходилось встречаться с утверждением, что не только близкие страдают от "страшного смертного греха", совершенного исповедующимся, но и "весь мир из-за него страждет", поскольку нет границ ни во времени, ни в пространстве для его вины. "Я отравляю своим дыханием всю природу", "я проклят всем миром", "все вокруг погибло, а я тому виной".

Итак, когда в процессе Исповеди или в доверительной беседе священник сталкивается с характерными проявлениями депрессии, особенно в фазе острого состояния, он должен руководствоваться рядом правил, чтобы помочь верующему, а не усугубить тяжесть его болезни.

• Священник ни в коем случае не должен соглашаться с бредовыми идеями, так сказать "не впускать их в себя", не поддерживать идеи самообвинения, болезненную убежденность в греховности, виновности и неотвратимости наказания.
• При этом нельзя высказывать ужас и негодование по поводу услышанного. Вместе с тем, категорически нельзя пытаться спорить, переубеждать, что-либо доказывать, задавать уточняющие вопросы. Это не только бесполезно, но и может усугубить имеющиеся расстройства.
• Необходимо проявить терпение, спокойно и внимательно выслушать все, в чем искренно убежден больной человек.
• Если есть возможность, вместе помолиться.
• Вместе с тем надо попытаться привлечь близких больного для объяснения паталогического характера его переживаний, для осознания, что почти всегда людям с депрессивным бредом необходимо стационарное психиатрическое лечение. Иначе может быть скорый и страшный исход.

Литература

1. Священномученик Мефодий Олимпийский, епископ Патарский. К [С]истелию о проказе. Глава 6, пар. 4. URL: https://azbyka.ru/otechnik/Mefodij_Olimpijskij/k_istely_o_prokaze/ (дата обращения: 7.11.2019).
2. Святитель Игнатий (Брянчанинов). В помощь кающимся.

Психиатрическая поддержка в различении призвания и в кризисных ситуациях в жизни монашествующих и священнослужителей

Д-р Корнаджа Цезаре Мария, психиатр, доцент Медицинского и хирургического факультета Государственного Миланского университета - Бикокка, Италия

Я намерен изложить порученную мне тему, опираясь на свой клинический опыт, в основном исходя из некоторых клинических случаев, которые, я надеюсь, сделают мой доклад более наглядным.

Я собираюсь рассказать о некоторых случаях, над которыми я сейчас работаю в Италии, для того чтобы как можно более ясно изложить свои идеи и теории.

Как известно, подход с точки зрения функционирования мозга, который можно также назвать психологическим или эмоциональным, должен в нашей клинической психиатрической практике существенно отличаться от духовного подхода. Хотя мы знаем, насколько эти две сферы близки. Близки настолько, что иногда они могут пересекаться, особенно в ситуациях, когда мы имеем дело с духовенством.

Как психиатры, мы призваны рассматривать и заботиться о всем человеке в целом, то есть о его теле, в нашем случае это мозг с его воздействием на биологическую составляющую организма, и о его разуме или психике со всеми его мыслями, импульсами, эмоциями, казусами и глубинными конфликтами.

Все, что лежит в плоскости духовности, абсолютно приемлемо для нас, но это часть другого уровня, который затрагивает отношения человека с Богом (с Богом, который не является внутренней моделью, отраженной в части Себя, но является Иным, нежели чем часть Себя, с которым человек встречается и находится во взаимодействии).

Хотел бы начать с двух примеров и рассматривать их параллельно. Первый пример: передо мной человек, который говорит, что он полностью оторван от своего будущего, живет в своем настоящем, не имея возможности спроецировать что-либо для себя в перспективе, выходящей за рамки сегодняшнего дня. Можно предположить, что этот человек страдает от депрессии. Но я бы также подумал, что этот человек испытывает большие духовные трудности, поскольку только уверенность в наших отношениях с Богом заставляет нас расширять свой взгляд в будущее.

На самом деле, без Бога не может быть будущего. Современное общество очень хорошо демонстрирует это: пытаясь изгнать Бога, оно движется в сторону рассеивания человеческих отношений, которые Бауман называет жидкими, так что неспособность к отношениям и путаница в вопросе о будущем приводят к тому, что некоторые авторы называют постчеловеческой эрой, где возникает патология, которую можно определить как патологию желания.

Под "патологией желания" я имею в виду неспособность к желанию, которое подменяется страстями, как показывают нам Бенасаяг и Шмит. Неспособность желать или даже простое уменьшение желания - это следствие и проявление падения эго.

Слово "желание" наводит на некоторые размышления, которые, на мой взгляд, сильно влияют на принятие решения. Например, о священническом или монашеском призвании. Человек рожден и создан как желающий субъект, поэтому желание является основополагающей частью здорового эго, а также незаменимым ресурсом на его человеческом и духовном пути. Выбор призвания, который может быть связан с отказом, например, от половой жизни, нельзя рассматривать как отказ от желания, а скорее как выражение желания более сильного, чем любое другое, включая сексуальное желание.

Продолжим рассматривать примеры и перейдем ко второму, который на этот раз касается не будущего, а прошлого: передо мной человек, который говорит, что его постоянно одолевают воспоминания о своих детских травмах; он не верит, что в будущем с ним может произойти что-то иное, нежели чем то, что случилось в прошлом. Как психиатр, я мог бы предположить, что этот человек не может разрешить свой глубокий конфликт, и что ему нужна длительная психотерапия. В то же время я мог бы подумать, что этот человек не имеет или не хочет иметь жизненного опыта, и что он цепляется за свою привычку постоянно (и нарциссически) возвращаться к своим несчастьям, чтобы не сталкиваться с жизнью, что исключает для него возможность видеть красоту (читай: Бога).

Но тогда как мне поступать в ситуациях, описанных в этих двух примерах? Что может помочь мне как психиатру, встречающему данного человека в данный момент, различать вышеупомянутые уровни (психический и духовный)?

Поэтому думаю, что поговорив о желании, нам нужно теперь поговорить о свободе. Это два ключевых понятия в той идее, которую я пытаюсь изложить.

Под свободой я понимаю способность человека взглянуть на реальность, зная, как соотнести с ней все свои глубинные потребности, побуждения, эмоции и т. д., не исключая ни одного из составляющих ее факторов. Именно из этой свободы рождается желание как выражение соответствия между внутренними потребностями человека и окружающей реальностью. Эта способность является психологической способностью, то есть человек должен иметь возможность взаимодействовать со своим собственным внутренним миром и со своим собственным внешним миром. Феноменологи назвали бы это двумя несхожестями, с которыми человек должен уметь обходиться.

С вашего позволения приведу евангельскую историю: вспомним самарянку у колодца. Иисус особенно не расспрашивает ее о том, что она делала, но он прозревает ее желание (о котором думала самарянка): иметь живую воду. Иисус отвечает на ее желание, не спрашивая ничего другого, не осуждая и особенно ничего не исследуя (как сделал бы психиатр). Самарянка, в свою очередь, понимает, что то, что она видит перед собой, соответствует ее желанию и ни в малейшей степени не связано с ее прошлыми ошибками. По сути, самарянка способна видеть то, что находится перед ней и понять свое желание, не застревая в своем прошлом. Это помогает ей измениться.

Итак, в описанных выше случаях нужно обратить внимание, например, на то, в чем состоит желание другого человека, и может ли это желание свободно выражаться.

Поэтому в первом случае я должен понять, способен ли человек взглянуть на себя и свое будущее, или его взгляд заблокирован. Во втором случае я посмотрю, способен ли человек отделить себя от своей истории, так как очень часто наша свобода возникает из нашей способности отделиться от прошлого.

Потому что нам требуется, я бы сказал, "благословение" другого, любящее принятие ("ты хорош такой, какой ты есть"), которому учит нас отец блудного сына. Сын смог вернуться в дом своего отца, потому что тот ждал его, и в то же время, потому что сын был способен признать своего отца как отца, а также признать свое собственное желание быть с отцом.

В связи с этим я вспоминаю о своих многочисленных пациентах, которые все чаще и чаще обращаются ко мне с проблемами, корень которых - в непризнании. Мы все с рождения нуждаемся в творческом взгляде со стороны другого (нам нужно, как уже говорилось, чтобы отец ждал нас). Вспомните встречу между "Безымянным" и Федериго Борромео в романе Мандзони "Обрученные" или Нафанаила с Иисусом, или ту же встречу с самарянкой, где взгляд "другого" заставляет осознать, кто ты есть на самом деле.

Мои пациенты в подавляющем большинстве случаев приходят ко мне с травмой - на них никогда никто не взглянул.

Но настойчивая потребность в признании может привести к развитию неожиданных зависимостей или к выбору путей, которые со временем могут оказаться ложными именно потому, что они выбраны в силу недостаточности, а не свободного желания. Я говорю о выборе, как в пользу брака, так и рукоположения.

Тут мы подходим к первому моменту, когда можно перепутать проявления психической хрупкости и духовной лабильности. Я говорю о выборе призвания, будь то обет целомудрия или брак.

Хочу отметить, что прежде, чем жениться, выбрать монашество или священнический путь, человек должен "простить" своих родителей. Под этим я подразумеваю, что он должен ослабить путы, о которых мы говорили ранее, - путы прошлого, предательств, разочарований или чего-либо еще. Эта проблема не духовного плана. Это связано с психическими способностями, и их нужно развивать. Иначе придется нести бремя собственных конфликтов, иногда всю жизнь.

Еще хуже, и это встречается чаще, когда человек делает выбор, основываясь на своих собственных конфликтах, возможно, обманывая себя тем, что выбор решит их. И это, безусловно, приведет лишь к разрушению его собственного выбора.

Я не имею в виду, что вступающий в брак или выбирающий монашество человек должен быть психологически совершенен. Сколько ужасных невротиков стали хорошими родителями, и скольких священнослужителей, ставших святыми, мы, психиатры, наверное, отправили бы в психиатрическую лечебницу! Я имею в виду, что психологическое пространство свободы и желания должно быть защищено.

Чтобы пояснить свою мысль, приведу пример: молодой человек, изначально не чувствовавший признания и поэтому не имевший ясного представления о себе самом, с низкой самооценкой, неуверенный в том, любят ли его, - встречает чрезвычайно харизматичного священника, который уделяет ему внимание, принимает и поддерживает. Этот молодой человек, вероятно, впервые в жизни почувствовавший признание, внезапно вступает в жизнь великой открытости и самопознания, которую, однако, можно спутать с подлинным призывом к монашеству. На что важно обратить внимание в такой ситуации? Необходимо понять, живет ли этот молодой человек одновременно и свободой, и желанием; другими словами, соотносится ли он с двумя "несхожестями", упомянутыми выше.

На самом деле это может быть молодой человек, который после первой благодатной встречи с этим священником, боясь, что у него не будет другого такого опыта, решит выбрать монашество, возможно, полностью не осознавая всех последствий. Но в этом случае мы видим уменьшение желания, а не его раскрытие.

Два небольших наблюдения. Когда два состоящих в браке человека переживают кризис, весьма полезно рассмотреть начальный момент в истории их отношений, когда они влюбились друг в друга. Если это была настоящая встреча, она будет важным ресурсом. Точно так же для рукоположенного человека или монашествующего важно обнаружить первое свидетельство, когда он или она был призван Христом, как это произошло с Гедеоном. Если он или она не обнаружит эти прошлые свидетельства, вполне вероятно, что он или она уйдет.

Это не сильно отличается от того, что происходит в момент временного или окончательного "кризиса".

Представим пример: меня вызвали в монастырь, насельницы которого давали обет никогда не покидать стен обители. У одной послушницы, которая жила здесь более двух лет, появилось серьезное недомогание, проявлявшееся в виде беспокойства, раздражения, ощущения удушья, типичных депрессивноподобных симптомов и почти эпилептиформных припадков практически истериформного типа. Наставница строго ее укоряла, считая это проявлением недостаточного смирения по отношению к уставу монастыря. Во время беседы, которая проходила в отдельном помещении, я понял, что молодая женщина очень раздражена и находится в реактивном состоянии, она мало говорила о своих вопросах или проблемах, но, похоже, была злопамятна и считала, будто окружающие ее не понимают.

Тогда я подумал, что, возможно, симптомы тревоги, клаустрофобии могли быть проявлением ее потребности выйти из монастыря, а истерический припадок - это полностью телесное проявление, не что иное, как способ выразить то, что она была совершенно не способна сказать, особенно самой себе, - что она хотела выйти за стены обители. Примерно года через 2-3 я узнал, что эта молодая женщина нашла другое место, не закрытого типа, в котором она вела монашескую жизнь, но в иной форме.

На самом деле наше тело зачастую может выражать наш невысказанный дискомфорт, особенно когда наши эмоции нельзя понять и выразить.

"Кризис" может проявляться по-разному, но в центре внимания всегда должна оставаться целостность человека. Во многих случаях "кризис" проявляется во "влюбленности". И это увлечение, зачастую скорее воображаемое, чем реальное, может быть проявлением двух вещей:

• во-первых, когда страстное увлечение является результатом нового опыта - человек чувствует себя признанным, оцененным, желанным, прекрасным в глазах другого человека; опыта, который заставляет человека полностью утратить связь с реальностью, воскрешает травму непризнания, возможно, неразрешенную и дремавшую в течение многих лет;
• вторая ситуация, когда увлечение представляет собой предлог или стимул выйти из более не удовлетворяющей ситуации, и такое очень часто случается в браках.

С чем мы сталкиваемся в обеих ситуациях, описанных выше? Мы сталкиваемся с путаницей желаний, явно с самого начала недостаточно определенных, по крайней мере, в нескольких случаях.

Я полагаю, что путаница в желаниях также лежит в основе многих скандалов, возникающих сегодня в Церкви.

Действительно, в обеих вышеупомянутых ситуациях мы видим примеры зависимости, то есть человек не может дистанцироваться от первоначальной психотравмы, вызывающей аффективную дезориентацию. Мы, психиатры, способны помочь человеку прочитать его собственную историю и высвободить его желание, чтобы позволить ему экспериментировать или заново испытывать свою свободу.

Позвольте мне в этой связи процитировать Анну, молодую монахиню, которая пришла ко мне на обследование, дважды пережив влюбленность, оба раза довольно похожего и нездорового типа. После небольшой совместной прогулки она сказала мне:

"С Вами я поняла путаницу, которая возникает, когда человек испытывает зависимость-привязанность ... которую нужно полностью отличать от эмоционального отношения ко Христу ... зависимость сделала меня рабыней, например, я чувствовала себя больной, если не получала от него СМС... привязанность ко Христу находится в такой плоскости, которая не приводит к одержимости, при которой мир начинается и заканчивается именно этим - СМС ... в состоянии одержимости я чувствовала себя одинокой, в привязанности ко Христу я теперь чувствую себя сильной и свободной ... когда психологическая привязанность была сильнее меня, это было так, как будто я подвернула ногу и не могла бежать ... но теперь я чувствую, что у меня есть возможность это изменить, сделать свой выбор, я могу встать на колени и молиться ... назвав психологические недостатки, которые у меня были, и осознав их, работая с Вами, я получила свободу, которую я, наконец, могу использовать в моих отношениях со Христом, и эти отношения стали новыми ... Я поняла, что для подлинного общения с Иисусом нужно быть свободным ... чтобы назвать вещи своими именами, нужно отойти на некоторое расстояние и посмотреть со стороны ...".

Вот почему ранее я говорил о свободе. Мне кажется, что наша задача, задача специалистов, если получится, состоит в том, чтобы разрушить узы, сковывающие свободу (даже в случае нездоровой психики), чтобы свобода открыла доступ к духовности.

Вернемся ко второму примеру, приведенному в начале моего доклада, к человеку, который не может расстаться со своим травмирующим прошлым и прикован к своей психотравме. Этот человек, в результате, находится в рабской зависимости от признания со стороны других людей, он живет в ожидании одобрения другим человеком, потому что без этого у него нет достаточной собственной идентичности. Психиатр сказал бы: он не может изменить свои представления, потому что он еще не разобрался со своей травмой. С духовной точки зрения, возникает вопрос, что в добавок к этому или вместо этого человеку не хватает еще и веры; в том смысле, что он не знает, как говорить с присутствующим Иисусом, то есть с тем, кто действительно признает его сегодня, обращая к нему свой милосердный отеческий взгляд (которого Иоанн Павел II призвал нас не бояться).

Но тогда в какой же момент этот человек нуждается в психиатрическом или психологическом вмешательстве? То есть, когда, как говорилось ранее, не хватает свободы? Когда его травмирующий жизненный опыт породил неспособность выйти за пределы своего "я" и вести диалог с "другим", а значит, и с Богом. Если мы не признаём эту неспособность и возлагаем на человека "вину" за кризис, объясняя это недостаточной верой, мы рискуем поддержать ужасное последующее насилие (как монахиня-наставница в предыдущей истории).

Во всех нас способность соотноситься с "другим" восходит к нашему самому первому опыту отношений, когда формируются наша личность и доверие. Доверие, которое будет служить нам на каждом этапе нашей жизни. Мы учимся жить с нашей уверенностью в себе (этой верой в то, что в нас и для нас может случиться что-то хорошее) на узком пути, проходящем между признанием и предательством.

Еще один пример: Однажды молодой пациент сказал мне: "Я изменился, когда начал понимать, что меня любят безо всякой причины ... и я не верил, что такое может быть в моей жизни ... только тогда я поверил в себя ... я смог понять, что я никогда не был счастлив и что я могу быть счастливым ...".

Этот пациент показал мне, что именно опыт любви (признания) меняет нас. Однако нужно иметь способность получить такой опыт, то есть иметь достаточную степень доверия (возникшую именно между признанием и предательством). Если в детстве у нас не было возможности получить в полной мере отцовскую или материнскую любовь, как сказал бы Винникотт, мы растем и живем как структурно несовершенные люди (отец Луиджи Джуссани использовал термин "инвалиды"), пока не проживем сегодня этот опыт заново. Это может произойти во время психотерапии, которая может позволить человеку ощутить, что для него возможна радость с ощущением все возрастающего доверия, как сказал Спивак.

Что я подразумеваю под термином "структурно несовершенный"? Я попытаюсь объяснить это на примере отрывка из текста, написанного Сандро: "Я плачу, мне грустно. Я молюсь. Я плачу. Чувство одиночества захватывает меня. Чувство смерти владеет мной. Я молюсь ... Я чувствую, как все отдаляется от меня ... Я надеюсь обрести мир в конце четок. Я был неправ. Ничто не заполняет эту пустоту ... Но сколько лиц у этой пустоты? ... возможно, больше всего я скучаю по себе ...". В таких случаях свободу невозможно задействовать, ее задавливают, блокируют, связывают. Я бы сказал: не хватает эго, у человека не получается перейти из состояния недостаточного субъекта, коим онтологически является человек, в состояние желающего субъекта. И именно над этим мы должны работать.

Сандро, например, так и застрял между необходимостью быть признанным и способностью открываться миру. Сейчас моя задача, с которой я надеюсь справиться, состоит в том, чтобы открыть ему возможность вступить в диалог с "другим", вновь поверить в себя и снова высоко поднять голову. После этого он сможет воплотить свою свободу в жизнь.

В заключение я хочу сказать, что психиатрическая поддержка очень полезна для духовенства, если она обладает способностью и смирением оставаться в границах, обусловленных ее методами. Эти методы могли бы расширить горизонты "другого", позволив ему задействовать два ключевых понятия, использованные мной: свободу и желание, необходимые для того, чтобы человек был открыт и восприимчив к духовности.

Позвольте мне последнюю провокацию: в чем разница между психологической и духовной поддержкой? Учитывая вышесказанное и приведенные примеры, полагаю, что разница небольшая, поскольку и то, и другое ориентировано на человека. Когда я говорю об уменьшении способности, я также имею в виду, что у человека могут уменьшаться свобода и желание, но они не могут быть полностью исключены.

Секция "Попечение Церкви о душевнобольных"

Заседание секции XXVIII Международных Рождественских образовательных чтений, посвященное теме "Попечение Церкви о душевнобольных", состоялось в Отделе внешних церковных связей Московского Патриархата 25 января 2020 года. Встреча была организована совместно ОВЦС и Комиссией по церковному просвещению и диаконии Межсоборного присутствия, в рамках которой действует рабочая группа по пастырскому попечению о душевнобольных.

Заседание возглавил председатель рабочей группы митрополит Воронежский и Лискинский Сергий. Куратор секции - секретарь Комиссии по церковному просвещению и диаконии, сотрудница ОВЦС М.Б. Нелюбова.

В работе секции приняли участие около 50 человек - священнослужители и миряне Русской Православной Церкви, ученые-психиатры, сотрудники Научного центра психического здоровья (НЦПЗ) Российской академии наук, Федерального медицинского исследовательского центра психиатрии и наркологии им. В.П. Сербского, врачи, церковные социальные работники.

Заседание открылось выступлением митрополита Воронежского и Лискинского Сергия "Психиатрия и религия. Пути к диалогу", в котором архипастырь остановился на эволюции отношений между христианством и психиатрией на протяжении последних нескольких веков и отметил растущий уровень сотрудничества Церкви и медицины за последние десятилетия. Он подчеркнул значение работы секции "Духовность, религия и психиатрия" при Всемирной психиатрической ассоциации и указал на важную роль Научного центра психического здоровья РАН для развития диалога психиатрии и религии в России. Митрополит Сергий рассказал о международных конференциях, которые в 2018 и 2019 гг. прошли в Москве по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла и по инициативе Комиссии по церковному просвещению и диаконии Межсоборного присутствия Русской Православной Церкви; встречи были посвящены вопросам пастырского попечения о душевнобольных людях. "Все выступавшие на этих форумах специалисты были единодушны в том, что здоровье и духовная жизнь - это две различные, но не противоположенные друг другу реальности. Было бы ошибкой утверждать, что для духовной жизни всегда требуется хорошее душевное здоровье. Болезнь может стать особым состоянием, позволяющим человеку приблизиться к Богу и почувствовать Его любовь… Неверно думать, что только с хорошим здоровьем можно делать достойные дела перед Богом. Болезни и страдания, всегда присутствующие в человеческой жизни, таинственным образом включены в план божественного спасения", констатировал Владыка.

Митрополит Сергий подчеркнул: "Недопустима упрощенная трактовка психических заболеваний как наказания от Бога: Господь не желает зла и болезней. С терпением и без претензий на немедленное понимание смысла душевной болезни нужно рассматривать ее как то, что встречается в нашей жизни по попустительству Божию". Всем, кто имеет дело с душевнобольными - врачам, семье, пастырям - необходимо помнить, что "душевнобольной имеет право не только считаться образом Бога, но и право на то, чтобы к нему относились как к таковому".

Клирик больничного храма в честь иконы Божией Матери Целительница при НЦПЗ протоиерей Виктор Гусев выступил с докладом "Опыт окормления больных в условиях психиатрической клиники". Он отметил, что главная задача пастыря - "помочь человеку в состоянии болезни продолжить его сознательное возрастание к Богу". Научные исследования в НЦПЗ показали, что реализовать этот подход вполне возможно: "У православных больных сохраняется как состав, так и структура ценностно-смысловой сферы во время болезни, что не наблюдается у больных …неверующих". Священнослужитель помогает больному в осознании смысла случившейся с ним болезни; поддерживает его и "приводит" к благодатной помощи Божией: молитве, таинствам; побуждает собственную активность больного человека на этом этапе его спасения. "Окормление психически больных имеет выраженные особенности и предъявляет особые требования к священникам. Так, от священника требуется понимание реалий психопатологии, представление о способах и характере лечения и действия психотропных препаратов. Также требуется особое внимание и чуткость к больному, особая ответственность за свои слова и действия; и даже не только за свои слова, но за то, как их воспринимает больной в силу своей болезни и как он использует их".

Г.И. Копейко, заместитель директора НЦПЗ, представил доклад "Психотические состояния с бредовыми идеями религиозного содержания". Он отметил: "В жизни пациентов, страдающих психическими заболеваниями, религиозные убеждения и взгляды имеют большое значение и чаще играют положительную роль. В то время как патологическая псевдорелигиозность, формирующаяся на фоне течения психического заболевания, характеризуется разнообразными формами искажения традиционной религиозной веры". На ранних этапах заболевания это проявляется в сверхценных религиозных построениях, внешне сходных с утрированными проявлениями традиционной религиозности, но поведение больных приобретает характер грубых, патологических или нелепых поступков, которые отражают их псевдорелигиозные взгляды. Постепенно сверхценные идеи, носившие характер религиозного мировоззрения, трансформируются в религиозный бред, который не определяется складом личности и содержание которого находится в резком противоречии с объективно существующими в обществе религиозными традициями. Согласно исследованиям, проведенным в НЦПЗ, "у каждого десятого больного с бредом религиозного содержания было выявлено поведение, характеризующееся отчетливым асоциальным и/или антисоциальным характером".

Священнослужитель "должен обладать знаниями в области психиатрии чтобы уметь дифференцировать состояния патологической псевдорелигиозности от традиционной религиозной веры и уметь оказать адекватную пасторскую помощь и поддержку таким больным, наряду со специализированной медицинской помощью", - констатировал он. Выступавший привел критерии отличия традиционной религиозной веры от религиозного бреда. Критерии традиционной религиозной веры: "Верующие в значительной степени ориентируются на соборное и церковное мнение; в большинстве случаев, поддерживают тесный контакт с религиозной общиной и собственным духовником; имеют доверие к церковной иерархии; их религиозная вера отличается, с одной стороны, соблюдением канонов, а с другой, носит живой, динамический характер, способствующий адаптации личности к стрессовым ситуациям и к жизни; личность верующего человека характерологически не изменена, не имеет признаков дефекта, гармонична, целостна, соответствует социальной норме".

Критерии религиозного бреда: "Психическое расстройство имеет фабулу псевдорелигиозных концепций, которые, как правило, противоречат каноническим установкам и способствуют отчуждению как от людей, придерживающихся традиционных для данного общества ценностей, так и от собственной семьи; пациенты чаще всего не поддерживают контактов с религиозной общиной, и у них, как правило, отсутствует духовник; они нередко негативно настроены по отношению к традиционным религиозным институтам; религиозный бред обнаруживает высокую степень некритичности, ригидности и формирует специфическое бредовое поведение; у больных имеют место черты личностного дефекта".

В заключение своего доклада Г.И. Копейко отметил: "Возникает необходимость специальной психообразовательной работы среди священнослужителей, студентов учебных духовных заведений. Мы придерживаемся точки зрения о необходимости тесного сотрудничества врачей психиатров и священнослужителей, идя путем взаимопомощи, взаимоуважения и взаимообмена опытом в вопросах лечения душевнобольных".

В.Г. Каледа, д.м.н., заместитель директора НЦПЗ, руководитель отдела юношеской психиатрии выступил с докладом "Психические расстройства подростково-юношеского возраста - вопросы диагностики и оказания медико-социальной помощи". Он, в частности, отметил, что на фоне психологических особенностей юношеского возраста "обычные для подростков особенности могут приобретать характер симптомов психиатрического заболевания". В.Г. Каледа особо отметил, что, согласно данным научных исследований, около 25% всех юношей переживают в подростково-юношеский период тяжелую депрессию. Причем состояние депрессии может быть незаметно окружающим и даже близким молодого человека, и никто о его состоянии не догадывается, пока юноша вдруг неожиданно для всех не выпрыгивает из окна. К числу специфических возрастных синдромов относится и "синдром метафизической интоксикации", когда "религиозные воззрения приобретают сверхценный характер", что чревато суицидальными рисками.

Эти и иные особенности юношеского возраста необходимо учитывать пастырям при оказании духовной помощи подросткам: с ними нужно говорить очень осторожно и внимательно приглядываться к поведению молодого человека, его словам, рассуждениям о смысле жизни, обидах и помнить, что люди подростково-юношеского периода, с одной стороны, требуют большого внимания, а, с другой стороны, нуждаются в четких ориентирах в жизни.

Ведущий научный сотрудник отдела особых форм психической патологии НЦПЗ к.м.н. О.А. Борисова в докладе "Апокалиптическиe представления и религиозный бред конца света" отметила, что ожидание Второго пришествия Христа и конца света было присуще христианам с первых веков нашей эры. Причина особого отношения к этому событию связана, прежде всего, с чаянием Царства Небесного, поэтому желание достойно подготовиться к встрече является естественным для верующего человека.

Однако на протяжении веков понятие апокалипсиса стало принимать и другие значения, например, катастрофы вселенского масштаба, не имеющей религиозного смысла. О.А. Борисова представила пространный перечень различных предсказаний конца света, которые были сделаны разными людьми в разные исторические периоды. Не раз это приводило к тяжелым последствиям. О.А. Борисова перечислила случаи массовых самоубийств, причиной которых стало ожидание конца света. В России идея о наступлении царства антихриста стала доминировать, начиная со второй половины XVII века, в среде старообрядцев. После церковной реформы Патриарха Никона некоторые из них были уверены, что переживают самый настоящий конец света, и единственным средством сохранить ризу крещения от осквернения считали мученическую смерть. Самосожжение трактовалось ими как второе крещение. Далее докладчица перечислила случаи массовых самоубийств, происходивших в преддверии ожидания конца света в ХХ столетии.

В конце ХХ века решение о присвоении физическим лицам идентификационного номера налогоплательщика Российской Федерации (ИНН) спровоцировало целый ряд происшествий, потребовавших изучения проблемы научным сообществом.

В качестве особенности, присущей больным, движимым идеями конца света, автор исследования отметила противоречие между их поведением и теми убеждениями, которые они имели. Следуя традиционным правилам церковной жизни (регулярно посещая церковь, участвуя в церковных Таинствах, поддерживая отношения с прихожанами и иногда даже активно участвуя в жизни общины), они не сообщали на исповеди об имеющемся у них особом мнении относительно связи идентификационного номера с концом света. Эсхатологические состояния таких больных можно было расценивать как бредовые расстройства паранойяльного уровня.

Апокалиптический бред сопровождается выраженным чувством страха, ощущением надвигающейся опасности. Больные живут с ощущением, что мир рушится, иногда бывают агрессивны. Их неадекватное поведение в приступе может иметь непредсказуемые последствия. Выделив две категории бреда - "апокалиптический" и "эсхатологический", - О.А. Борисова разъяснила их различия, которые важно учитывать специалистам, чтобы прогнозировать социально-опасные последствия поведения больного.

Протоиерей Илия Одяков, клирик больничного храма в честь иконы Божией Матери "Целительница" при НЦПЗ представил доклад на тему "Таинство покаяния и депрессивный бред". Он отметил, что необходимо различать "подлинный плач о своих грехах с желанием исправиться" и тот "поток боли", который часто изливают у аналоя психически больные. Таких людей "категорически нельзя останавливать", считает отец Илия, но нужно понимать, что "бред греховности, самоуничижения и самобичевания" (в пределе: "весь мир страдает от моего греха"), бред самооговора и жажды самонаказания (опасен аутоагрессией, суицидальными мыслями), ипохондрический бред (ожидание скорой смерти) - все это далеко от подлинного покаяния. Выступавший предложил ряд рекомендаций для священнослужителей, которые сталкиваются с подобными случаями: священник ни в коем случае не должен соглашаться с бредовыми идеями или поддерживать идеи самобичевания. При этом нельзя высказывать ужас и негодование по поводу услышанного. Категорически нельзя пытаться спорить, переубеждать, что-либо доказывать, задавать уточняющие вопросы. Необходимо проявить терпение, спокойно выслушать, вместе помолиться. Нужно постараться привлечь близких больного, объяснить им патологический характер его переживаний и убедить в необходимости лечения.

Заслуженный врач России, заведующий кафедрой психиатрии Военно-медицинской академии имени С.М. Кирова, главный психиатр Министерства обороны Российской Федерации д.м.н. В.К. Шамрей рассказал о преподавании основ Православия студентам медицинских вузов и, шире, о формировании "духовной среды Академии", отметив, что основы этой среды закладывались еще в XIX веке. Рассказывая об истории Военно-медицинской академии, о храмах, которые находились на ее территории, В.К. Шамрей подчеркнул, что Академия была единственным военно-образовательным учреждением, где имелась кафедра богословия и где всегда сохранялись духовно-нравственные традиции. И такая ситуация сложилась во многом благодаря тому, что большинство сотрудников было либо из семей священнослужителей, либо имели духовное образование. Рассказывая о жизни вуза в наше время, профессор Шамрей, в частности, отметил, что курсантам Академии преподаются основы Православия, им рассказывают о воинских православных традициях. Кроме того, для учащихся Академии организованы курсы хорового пения, звонарского искусства, уроки чтения на церковнославянском языке, паломнические поездки для военнослужащих. В Академии им. С.М. Кирова есть должность помощника руководителя по работе с верующими военнослужащими. Контакты с Санкт-Петербургской духовной семинарией позволили военным медикам организовать то, что профессор называет "перекрестным обучением": семинаристы приходят в Академию с лекциями о Православии, а психиатры рассказывают им об основах своей науки.

Профессор кафедры психиатрии Военно-медицинской академии имени С.М. Кирова к.м.н. Е.С. Курасов ознакомил участников встречи с современными подходами к терапии психических заболеваний. Он дал исторический экскурс, представив основные этапы развития психиатрии, подходы к лечению душевных болезней в прошлом и сегодня. Особое внимание докладчик уделил духовно-ориентированной психотерапии, которая, по его словам, находится "на стыке деятельности врача и духовника".

Доцент кафедры психиатрии Воронежского государственного медицинского университета имени Н.Н. Бурденко к.м.н. М.А. Пальчиков прочитал доклад на тему "Особенности взаимодействия врача-психиатра и священнослужителя при диагностике и терапии психических расстройств". По его словам, зачастую люди с психическими расстройствами не сразу идут к врачу, а сначала обращаются за помощью в церковь. Поскольку расстройства психики сопряжены с высоким риском суицида, одной из главных задач взаимодействия психиатра и священнослужителя является работа в области снижения суицидальных рисков. Сопоставляя депрессию как заболевание и уныние как греховное состояние, он отметил, что медицинские симптомы депрессии упоминаются святыми отцами при рассмотрении греха уныния. С помощью медикаментов нельзя избавиться от греха, но можно получить значительное улучшение состояния при депрессии. "Работая с мировоззрением пациента, мы снижаем риски рецидива после прекращения фармакотерапии… Одним из наиболее эффективных методов воздействия на данную сферу является христианское учение", - подчеркнул докладчик. По его словам, особо внимательного отношения к себе требуют пациенты, которые перенесли психотические состояния, включающие религиозные переживания: за идеями идеи греховности, избранности, сверхусердным выполнением церковных требований и т.д. могут скрываться проявления болезни. В таких случаях священнику следует проявить "психиатрическую настороженность", выяснить глубинные переживания и мотивы прихожанина и при необходимости отправить на консультацию к психиатру. Важно понимать, что наличие психического расстройства не является препятствием для ведения благочестивой духовной жизни.

Сотрудники ФГБУ НМИЦ ПН им. В.П. Сербского Минздрава России к.м.н. Н.В. Лазько и к.м.н. О.А. Русаковская в докладе "Мир "особенных" людей (о проживающих в психоневрологических интернатах)" рассказали о результатах мониторинга психоневрологических интернатов ряда регионов России, проведенного в 2019 году и выявившего проблемы, которые могут быть во многом разрешены путем участия религиозных общин в жизни "особенных" людей. Особое значение имеет духовное окормление проживающих в ПНИ. "В настоящее время в ряде территорий… есть домовые храмы, часовни, доступно для ПНИ расположенные приходские храмы, где организована возможность для проживающих участвовать в богослужениях и прибегать к Таинствам… Разработана программа духовно-просветительского образования для проживающих, в том числе организация крестных ходов из учреждения в близлежащие приходские храмы, рассказы на доступном уровне об истории храмов и пр.". Все это весьма благотворно влияет на состояние людей, "которые в основной массе не могут проживать самостоятельно и находятся долгие годы в общежительных условиях, дает им возможность, каждому на своем уровне осознания, ощутить полноту и ценность данной ему Господом жизни". Особое внимание докладчицы призвали обратить на кадровый вопрос - назначение священнослужителя, который бы на постоянной основе окормлял конкретный психоневрологический интернат, его насельников и сотрудников. "Ротация" таких священников нежелательна в силу особенностей восприятия насельников ПНИ, их "детской" привязанности к тем, кто принимает в них участие.

В заключение работы секции митрополит Воронежский и Лискинский Сергий отметил, что подобные встречи по вопросам попечения Церкви о душевнобольных людях, которые уже на протяжении нескольких лет проводятся на площадке Рождественских чтений, способствуют установлению взаимопонимания и сотрудничества между священнослужителями и врачами и показывают пример такого сотрудничества.

Служба коммуникации ОВЦС

Ниже публикуется Вступительный доклад митрополита Воронежского и Лискинского Сергия на секции

Психиатрия и религия. Пути к диалогу

Сердечно приветствую всех вас, дорогие братья и сестры!

Участие представителей духовенства и врачей в работе нашей секции "Попечение Церкви о душевнобольных" стало уже доброй традицией, свидетельствующей о растущем уровне сотрудничества Церкви и медицины по наиболее актуальным вопросам современности, которые затрагивают всё наше современное общество.

Отношение между христианством и психиатрией на протяжении последних нескольких столетий было не простым. Во многом, это связано с тем, что психиатрия находилась под влиянием упрощённых натуралистических представлений о душе, которые не соответствовали христианскому пониманию. Кроме того, материалистически настроенные основоположники этой медицинской дисциплины иногда занимали открытую антирелигиозную позицию. Так, в начале 20-го века Зигмунд Фрейд в своей работе "Будущее одной иллюзии" рассматривал религиозные верования как особую форму коллективного невроза. Автор пришёл к выводу, что все религиозные верования являются "иллюзиями", будущее которых состоит, по его мнению, в неизбежном исчезновении.

Отношение психиатрического сообщества к религии значительно изменилось к концу прошлого столетия. Создание секции "Духовность, религия и психиатрия" при Всемирной психиатрической ассоциации продемонстрировало врачам важность религии для психического здоровья. Недавно эта авторитетная медицинская организация одобрила заявление о своём позитивном отношении к религиозным вопросам в психиатрии, что стало выражением возрастающей общественной и академической значимости религии для здравоохранения. В настоящее время опубликованы многочисленные научные работы, в которых отмечается улучшение состояния пациентов под влиянием религиозной жизни. Значимость религии отмечена в психотерапии и психиатрии в смягчении депрессии и стрессов, для снижения тревоги, показана положительная роль религии при реабилитации пациентов, имеющих наркотическую зависимость.

Диалог психиатрии и религии в России в последние десятилетия был организован благодаря усилиям специалистов Научного центра психического здоровья, который 20-21 апреля 2017 года впервые провёл Международную конференцию "Религиозность и клиническая психиатрия". В этом мероприятии приняли заинтересованное участие 356 человек из 16 субъектов Российской Федерации, а также представители зарубежных стран. Эта встреча была уникальным событием в жизни российской психиатрии, которая позволила собрать в ведущем клиническом научно-исследовательском учреждении крупнейших специалистов в области изучения религиозности и психиатрии.

По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла и по инициативе Комиссии по церковному просвещению и диаконии Межсоборного присутствия Русской Православной Церкви 13-14 ноября 2018 года и 7-8 ноября 2019 года в Москве состоялись Международные конференции "Попечение Церкви о душевнобольных". В ходе этих конференций обсуждались вопросы пастырской работы с людьми, страдающими психическими заболеваниями, а также диалог Церкви и медицины в сфере охраны психического здоровья. В работе названных конференций приняли участие ученые, врачи-психиатры, священнослужители Русской Православной Церкви, имеющие опыт окормления душевнобольных, сотрудники Научного центра психического здоровья, представители разных христианских конфессий из России, Казахстана, Беларуси, Кипра, Испании, Великобритании, Италии, Нидерландов, США, профессионально заинтересованные в обсуждении взаимоотношения религиозного опыта и психического здоровья.

Все выступавшие на этих форумах специалисты были единодушны в том, что здоровье и духовная жизнь - это две различные, но не противоположенные друг другу реальности. Было бы ошибкой утверждать, что для духовной жизни всегда требуется хорошее душевное здоровье. Болезнь может стать особым состоянием, позволяющим человеку приблизиться к Богу, и почувствовать Его любовь. Это наблюдение, хорошо известное при телесных болезнях, справедливо и в отношении психиатрических заболеваний. История Православной Церкви и пастырская практика свидетельствуют о том, что есть множество больных, которые имеют мало физических и душевных сил. Тем не менее, им хватает силы воли для того чтобы исполнять Божественное произволение. Неверно думать, что только с хорошим здоровьем можно делать достойные дела перед Богом. Болезни и страдания, всегда присутствующие в человеческой жизни, таинственным образом включены в план божественного спасения. Человек умирает в себе самом для того, чтобы жить в Боге. Но этот процесс не зависит от благоприятных или неблагоприятных психических обстоятельств. Конечно, здоровье - это благое состояние, которое надлежит сохранять и преумножать для поддержания качества человеческой жизни, для служения Богу и людям. Однако, на пути к святости, к которой призван человек, важным является не приобрести здоровье, а отказаться от всего, что мешает дарам Святого Духа проявиться в нас. Божья милость не зависит от состояния человеческой природы, то только лишь от произволения Святого Духа, Который "дышит, где хочет" (Ин. 3:8). Таким образом, благодать может действовать и в психически больном человеке. Только грех является препятствием для действия благодати.

С другой стороны, болезнь, которая может способствовать спасению, одновременно может затруднять человеку поддерживать необходимый в его профессии стиль жизни. Для священнического служения, в особенности, необходимо принимать во внимание состояние здоровья, которое должно соответствовать избранному пути. Следует обращать внимание на такие черты характера как чрезмерную застенчивость, избыточную неуверенность, склонность к замкнутости, социофобии, нехватку самообладания, навязчивые мысли, перфекционизм, склонность к волюнтаризму, так как эти особенности характера могут манифестировать в психиатрическую патологию. Когда нужно решать соответствует ли человек возлагаемым на него обязанностям, следует быть уверенным в состоянии его здоровья, а не надеяться на то, что негативные черты характера исчезнут со временем.

Религиозная жизнь может и должна стать частью помощи, оказываемой человеку, страдающему психическим заболеванием. Цель её - сохранить единство личности через предстояние перед Богом. Православие - это не просто система рассуждений или норм поведения, это - способ проживания жизни. Православие не является религией, индифферентной к психическому здоровью, потому что радикально определяет форму бытия человека. Оставляя в стороне тему сект и различий между основными традиционными религиями, можно сказать, что Православная традиция содержит несколько оснований, которые благоприятствуют душевному здоровью, среди них - любовь и надежда. Жизнь человека приобретает б?льшую степень глубины и прочности в контексте любви и достигает своей подлинной полноты в надежде. Любовь и надежда способствуют стабильности, единству и гармонии психической деятельности и, поэтому, являются факторами, способствующими психическому здоровью. Эти христианские добродетели помогают также и медицинскому персоналу психиатрических клиник сохранить душевное здоровье, предотвратить профессионально выгорание. Тем более, если медики участвуют в литургической жизни Церкви.

Фундаментальную роль в лечении психически больных имеет семья. Члены семьи могут помочь пациенту уже тем, что будут избегать психологического давления, не станут обязывать пациента делать то, что он делать не хочет. Будут помогать выполнять назначения врача. Сопереживать больному человеку без фальши, не обманывая его. Воплотить в жизни такое отношение к душевнобольным без Бога и Церкви удастся не многим. Потому что для этого необходимо, прежде всего, изменить самих себя. Во-первых, нужно помнить, что тот, кто переживает болезнь, остается образом Бога. При этом душевнобольной имеет право не только считаться образом Бога, но и право на то, чтобы к нему относились как к таковому. Во-вторых, с терпением и без претензий на немедленное понимание смысла душевной болезни нужно рассматривать её как то, что встречается в нашей жизни по попустительству Божию. Недопустима упрощённая трактовка психических заболеваний как наказания Бога: Господь не желает зла и болезней. Наконец, общаясь с пациентом, нужно наблюдать за тем, в чём человек нуждается, чтоб помочь ему. Важно чтобы сопровождающие пациента близкие люди, имели представление о болезни, её происхождении и прогнозе, о том, что они вместе с медиками и священнослужителями могут сделать для больного человека. Для этого важно поддерживать отношения с врачом постоянно, а не только в начале лечения. Особенно этот контакт важен для священнослужителя, который должен быть осведомлен о тех периодах заболевания, когда пастырская помощь может быть максимально действенной.

Программа нашей сегодняшней встречи очень интересная. Мы обсудим опыт духовенства и особенности пастырского служения в лечебных учреждениях психиатрического профиля, поговорим о преемственности и дополнительности помощи, оказываемой врачами-психиатрами и священниками, о вопросах образования в области пастырской психиатрии, узнаем мнение специалистов о развитии диалога психиатрии и медицины. Надеюсь, что одним из плодов работы этой секции станет дальнейшее развитие медико-православного сотрудничества в этом направлении.

Желаю вам здоровья, благословения Божия и успехов в трудах!

К началу страницы