Диакония в лицах. Часть 2

Хотелось бы упомянуть еще об одном подвижнике милосердия и доброделания, талантливом враче и ученом, общественном деятеле и реформаторе, неутомимом филантропе, помощнике и ходатае многих обездоленных людей докторе Гаазе. Народная молва при жизни окрестила его "святым доктором". Невозможно сосчитать, скольким людям помог и сколько жизней спас этот человек, поистине явивший всей своей жизнью высокий пример самоотверженности и человеколюбия.

Фридрих-Йозеф Гааз (1780-1853), немецкий медик, которого в Москве называли Федором Петровичем, происходил из семьи медиков и аптекарей. В 19 лет Гааз уже имел врачебную практику в Вене и пользовался успехом как замечательный офтальмолог. В частности, он вылечил глаза князю Репнину, русскому посланнику при венском дворе. Тот пригласил молодого врача в Россию и посоветовал обосноваться в Москве. В первопрестольной он имел большую частную практику - лечил представителей самых знаменитых и богатых московских фамилий, имел большой доход, особняк на Кузнецком Мосту, владел огромным имением в Тишково с сотнями крепостных и ткацкой фабрикой. Его выезд с великолепными белыми конями считался одним из лучших в городе. В Москве доктор Гааз был не просто успешен, он был знаменит.

Помимо частной практики, Гааз занимался лечением бедных - в Преображенской, Павловской и Староекатерининской больницах, был назначен старшим врачом Павловской больницы.

Во время войны с Наполеоном Федор Петрович стал военным врачом. Он помогал раненым под Смоленском, на Бородинском поле, в сгоревшей Москве. В составе русского войска полковым врачом дошел до Парижа. Освоил русский язык, говорил почти без акцента.

В 1825 году Гааз возглавил Главное аптекарское и медицинское управление города. Говоря сегодняшним языком, Гааз стал главным врачом Москвы.

За год своего председательства в Управлении он навел чистоту во всех больничных учреждениях, починил аптекарские склады, страдавшие от мышей и крыс, завел кошек и включил их в штат аптекарско-медицинской конторы. Многие перестройки Федор Гааз делал за свой счет. У него, конечно же, появилось множество завистников и кляузников среди тех, кто прежде лекарства воровал и списывал на мышей. Градом сыпались доносы.

Гааз вошел в состав Московского попечительного о тюрьмах комитета, где добился поистине невероятных реформ.

Положение заключенных в тюрьмах в те годы было ужасающим: люди содержались все вместе, без деления по полам, возрастам и тяжести преступлений. Заключенных не мыли, почти не кормили, отхожие места не убирались. Помещения не отапливались. Антисанитария была жуткая. С XVII века преступивших закон стали ссылать в Сибирь, а Москва была одним из пересыльных центров.

По настоянию Гааза были существенно улучшены условия в пересыльной тюрьме.

В те времена (20-е годы XIX столетия) на этапе ручные и ножные кандалы заключенных приковывали к длинному пруту. На каторгу шли от трех до шести лет (в срок заключения эти годы не включались). В день проходили от 15 до 25 километров. Прут и сам по себе был тяжелый, а на него еще "нанизывалось" 20-40 человек - разного роста, возраста, тяжелобольные, без ноги или руки. С обоих концов прут держали солдаты. Гааз добился, чтобы вместо прута сделали цепь, которая позволила бы заключенным передвигаться более свободно. На цепь приковывалось по пять-шесть человек определенной комплекции, чтобы им было вместе легче идти. Причем на цепи вели только рецидивистов и тех, кто совершил тяжелые преступления. Всех остальных, по настоянию доктора Гааза, освободили и от цепи. Гааз настоял на том, чтобы женщины, больные, дети и старики не шли пешком, а ехали на телегах.

У ссыльных ручные кандалы весили около 16 кг, ножные - примерно 6 кг. Часто они стирали запястья и щиколотки до кости, зимой сильно обмораживали, а летом от них развивался ревматизм. Гаазу не удалось добиться полной отмены кандалов, и он занялся экспериментами. Месяц носил кандалы сам, пока не подобрал такой размер оков, что они были не очень тяжелы и не очень легки - 5-7 кг. С внутренней стороны кандалы обивались телячьей или свиной кожей, чтобы не обмораживались и не стирались руки и ноги. Эти кандалы утвердили, и они стали повсеместно применяться в России. Их называли "гаазовскими" кандалами.

По его ходатайству на выходе из Москвы было устроено место, где заключенные могли сесть, попрощаться с родными. Там же сердобольные москвичи раздавали этапируемым еду. Знаменитые булочники Филипповы поставляли всем заключенным ситные калачи: их специально пекли на соломе, на хорошо просеянной муке, они очень долго не черствели и помогали в дороге.

Гааз иногда сопровождал заключенных и после выхода из Москвы. Разговаривая, шел с ними по Владимирскому тракту. По требованиям доктора тракт выровняли и по обочинам устроили специальные навесы, чтобы в случае дождя заключенные могли укрыться.

Много сил и средств тратил он на выяснение справедливости приговоров, и благодаря его усилиям не одна сотня невинно осужденных людей была оправдана. Для оформления соответствующих документов сам содержал целый штат курьеров. Гааза считают "первым русским правозащитником".

Самые тяжкие и закоренелые преступники относились к нему с чрезвычайным почтением. Он входил всегда один в камеры опасных арестантов - с клеймами на лице, наказанных плетьми и приговоренных в рудники без срока, - оставался там подолгу наедине с ними. И не было ни одного случая, чтобы мало-мальски грубое слово вырвалось у ожесточенного и пропащего человека против Федора Петровича. А он старался выполнять их просьбы. Заключенные говорили о нем: "У Гааза нет отказа".

Много сил Федор Гааз уделял и Московскому тюремному замку, ныне Бутырской тюрьме. Добился улучшения условий содержания заключенных, организовал для них мастерские: портняжную, сапожную, столярную, переплетную.

На Воробьевых горах Гааз устроил тюремную больницу на 120 коек. Ввел сиделок в мужских отделениях, чего раньше не было. Обязательно сам обходил всех пациентов.

Как-то Бутырскую тюрьму посетил император Николай I. Ему донесли, что некоторые заключенные симулируют, а Гааз их покрывает. Николай стал укорять доктора, тот упал на колени. Император говорит: "Ну, полно, Федор Петрович, я вас прощаю". А тот отвечает: "Я не за себя прошу, а за заключенных. Посмотрите, они слишком старые, чтобы отбывать наказание. Отпустите их на волю". Император был настолько растроган, что пятерых освободил.

Неподалеку от Бутырской тюрьмы Гааз организовал приют для детей, родители которых там отбывали наказание. В ту пору жена и дети часто были вынуждены ехать за осужденным отцом в ссылку. Чтобы облегчить их участь, Гааз устроил дом дешевых квартир для жен заключенных и школу для детей сосланных родителей. Сам написал и издал для детей учебники.

Забота доктора Гааза простиралась не только на заключенных. Большую часть своего времени он тратил на обыкновенных больных людей, которые нуждались в его помощи и участии. И в этом он был не менее самоотвержен.

В 1844 году по инициативе Гааза и на собранные им средства в Москве открылась Полицейская больница, где бесплатно лечили всех обездоленных. В народе ее называли Гаазовской. Сюда доставляли бездомных, обмороженных, беспризорных детей, неизвестных, сбитых экипажами или пострадавших от нападений разбойников. Их поднимали на ноги, а потом старались помочь устроиться: детей определяли в приюты, стариков в богадельни. Руководил больницей доктор Гааз. Здесь же он и жил последние десять лет, он занимал две маленькие комнатки.

Гааз жил очень скромно: просыпался около шести утра, пил настой на смородиновом листе, молился. С половины седьмого и до 8-9 часов утра вел прием страждущих. Затем ехал в пересыльную тюрьму на Воробьевы горы, в 12 часов он обедал - кашей, овсяной или гречневой - и отправлялся в Бутырку. После этого объезжал свои больницы. Вечером опять посещал храм Петра и Павла, ужинал - опять же гречневой кашей или овсянкой на воде без соли и сахара - и возвращался в больницу. Прием порой продолжался до 11 часов вечера. К часу ночи Гааз засыпал. И так изо дня в день.

Удивительно, как Гааз везде успевал. Ездил он в старой пролетке. Изначально у него была четверка с каретой, но со временем он ее продал - вместе с домом, картинной галереей, суконной фабрикой и загородным поместьем, - чтобы деньги раздать заключенным и нищим. В старости для езды по городу Гааз покупал на конном рынке лошадей, предназначенных на убой, и тихонько ездил на них, а когда они по болезни и старости отказывали окончательно, отпускал их свободно доживать свой век, а сам вновь покупал таких же изношенных, спасая их от бойни.

Во многих делах Гаазу помогал митрополит Московский Филарет (Дроздов). Он ходатайствовал за Гааза перед императором и погашал многие жалобы на доктора. Свт. Филарет был вице-президентом Московского отделения тюремного комитета. Однажды во время заседания Гааз начал в очередной раз доказывать, что некоторые заключенные-рецидивисты вовсе не так виновны, как представляет их суд. Святитель сказал: "Что вы все защищаете рецидивистов, без вины в тюрьму не сажают". Гааз ответил: "А как же Христос? Вы забыли о Христе!" Все опешили. Свт. Филарет встал и сказал: "Федор Петрович, в этот момент не я Христа забыл, а это Христос меня покинул". После этого до конца дней между свт. Филаретом и доктором Гаазом установилась крепкая дружба.

После кончины в 1853 году католика Федора Гааза с благословения митрополита Филарета отпевали в православном храме и похоронили в Лефортово на Немецком кладбище. Сбережений у доктора не было, так что погребение организовали за счет полицейского управления. На его похороны пришло более 20 тысяч человек из 170 тысяч живущих в то время в Москве. На могиле доктора поставили скромный камень и крест. Со временем бывшие заключенные оплели оградку могилы "гаазовскими" кандалами.

Биограф доктора Гааза, знаменитый русский юрист А.Ф.Кони писал: "Федор Петрович понимал, что христианский идеал не есть нечто, чем можно любоваться лишь издали. Для него этот идеал был маяком, светочем, освещающим жизненный путь. Посвятив себя всецело добру и милосердию, Федор Петрович показал, как следует идти по этому пути". Своим бескорыстием и энтузиазмом Гааз заражал людей, благодаря его усилиям многие обеспеченные горожане стали жертвователями.

В 2011 году в римско-католической архиепархии Кёльна начался канонический процесс причисления Фёдора Гааза к лику блаженных. А 9 января 2016 года во время торжественной мессы в кафедральном соборе в Москве была открыта епархиальная стадия процесса канонизации Слуги Божия Фридриха Йозефа (Фёдора Петровича) Гааза, называемого "святым доктором Москвы".

В истории христианской Церкви немало выдающихся примеров личной диаконии, которые служат вдохновением для других верующих. Не каждый человек способен на такое самоотречение и такие подвиги, как д-р Гааз или прмчц. Елизавета. Вместе с тем мы знаем, что доброделание - это безальтернативная задача каждого христианина. И здесь уместно вспомнить слова д-ра Гааза: "Торопитесь делать добро! Не стесняйтесь малым размером помощи, которую вы можете оказать в том или другом случае. Пусть она выразится подачею стакана свежей воды, дружеским приветом, словом утешения, сочувствия, сострадания, - и то хорошо…"

Литургическая диакония. Часть 2

Д-р Александр Пападерос

Перевод с немецкого (печатается с сокращениями)

История

Необходимо изучить историю нашей собственной Церкви и посмотреть, как наши предки на протяжении веков исполняли библейский призыв к диаконии.

Ввиду существующих культурных различий сомнительно, чтобы даже Православие сегодня могло предложить общий единый ответ на современные социальные вопросы. Единственное, что мы можем сказать с уверенностью, - это то, что существует принцип формы, являющийся объединяющим фактором, который пронизывает Православие, выстраивает и скрепляет православную общину в единстве жизни и смысла.

В одной из своих статей я называю этот принцип формы "литургическим" [6]. Я хотел бы сохранить здесь это понятие, поскольку убежден, что оно выражает квинтэссенцию православного понимания человеком себя и мира. Конечно, я понимаю, что рассмотрение таких понятий вне общего контекста может приводить к их неверному толкованию и даже низводить их до простых клише и модных слов (например, как это было с понятиями евхаристия, духовность, плерома, доксология и т. д. и совсем недавно - с понятием соборность). Но я надеюсь, что мы с помощью понятия "литургического" сможем показать, почему и в каком смысле всякая христианская диакония миру, культуре, политике, - человеку! - должна быть литургической диаконией!

Под "литургией" мы здесь понимаем не просто какое-то конкретное культовое действие, а определенный образ жизни, который, конечно же, будучи укорененным и сосредоточенным в евхаристической литургии, также охватывает всю жизнь человека. Для православного человека литургия в этом смысле означает "привнесение небесного в земное, по слову Иоанна Златоуста, когда он услышал пение горних хоров и сладкозвучие вечной песни среди бренной суеты" [7]. Но в то же время литургия - это возвышение земного к небесному, осуществление имманентной всему тварному цели преображения силой благодати. В этой евхаристической литургии через добровольную жертву воплощенного Логоса актуализируется предуготованное освящение (theosis) человечества и космоса, и, следовательно, их совершенствование и общение с Богом в предвкушении эсхатологической надежды.

Главной характерной чертой именно так понимаемой и переживаемой литургии является ее соборность. По самой своей природе экклезиологическая концепция соборности - это христологическая концепция. Когда святой Игнатий говорит: "Там где Иисус Христос, там и кафолическая Церковь" [8], он, очевидно, имеет в виду ипостасное единство Христа с Его Телом - Церковью и его неподдельной и неповрежденной плеромой.

Опуская рассуждения о плероме, я хотел бы сформулировать здесь главный тезис этого доклада:

Это такой же абсурд и ересь, как различение (в смысле разделения) между историей спасения и мировой историей, между крестом и воскресением, между человеческой и божественной природой Христа или Церкви, или между верой и делами. Пора прекратить противопоставлять одно другому, это смертельно опасно!

Одной из величайших заслуг отцов Церкви, особенно каппадокийцев, является преодоление этого дуализма и создание для нас прочной основы, в т.ч. и для решения наших земных проблем. Исходя из библейского богословия творения, из воплощения Христа, Его крестной смерти и воскресения и основываясь на "новом ктисисе" ("новом творении") и метаморфозе, преображении космоса силой Духа, они изгнали демонов из картины древнего мира с ее искаженным дуалистическим подходом. Это позволило им успешно вести борьбу с древними натурфилософиями, со стоиками и гностиками и дать нам духовное оружие, чтобы и сегодня мы могли продолжать борьбу против современного дуализма, деизма, пантеизма и материализма. Этот святоотеческий взгляд на мир и историю четко сформулировал митрополит Игнатий Латакийский на Уппсальской Ассамблее [ВСЦ] в своем докладе по основной теме, подчеркнув:

• структура мира диалогична в подлинно богословском смысле Логоса;
• структура мира диаволична в подлинно богословском смысле слова 'диавол';
• структура истории впредь определяется Пасхой в подлинно богословском смысле "перехода" этого мира к новому творению; а также
• нынешняя структура истории уже 'парусийна' в подлинно богословском смысле Присутствия (parousia) Бога среди людей [9].

Неужели мы соблазнимся древними и современными ересями, признавая, например, упомянутые выше дихотомии и тем самым заявляя, что "мирское" не имеет отношения к спасению, подразумевая под "мирским" такие вещи, как голод и неграмотность, несправедливость и отсутствие мира и свободы! Неужели мы забудем фундаментальные тринитарные и христологические постановления и, следовательно, сотериологические, социальные и этические постановления первых вселенских соборов? Неужели мы прельстимся дуализмом несториан (разделение между божественным и человеческим) или монизмом монофизитов (поглощение человеческого божественным)? Ведь Церковь твердо отстаивает богочеловеческую природу Христа и тем самым свою собственную богочеловеческую природу, постоянно свидетельствуя о том, что любое разделение приведет к ереси, равно как и любое смешение/замещение!

На мой взгляд, это ощущение соборности и единства имеет фундаментальное значение. Поскольку только с этих позиций

• диакония не потеряет из виду целостного человека посреди всех факторов и условий нашего земного существования,
• можно сохранить необходимый баланс и учитывать взаимосвязи в практическом осуществлении служений и харизм в общине ради жизни и строительства Церкви и спасения мира.

Микро- и макродиакония

Все меры, точечно предпринимаемые Церковью для преодоления конкретных нужд отдельных людей или групп, с использованием конкретных средств, назовем здесь микродиаконией. Сюда относятся, прежде всего, благотворительные учреждения и фонды, которые, как известно, Церковь начала создавать очень давно, чтобы эффективно отвечать на различные нужды людей. Нет необходимости подробно описывать здесь эту всем нам хорошо известную благотворительную деятельность. Но в ходе наших обсуждений следует помнить о трех моментах:

Во-первых: в большинстве своем эти благотворительные организации были созданы в непосредственной близости к храму как продолжение священного алтаря, чтобы объять конкретные страдания людей. Причем они создавались в центре общины, поскольку благотворительная деятельность является также и ее задачей, а не исключительной ответственностью (монополией?) епископа или духовенства.

Во-вторых: Церковь всегда проявляла удивительную гибкость, большую свободу, активность и изобретательность, отказываясь от старых и применяя новые методы и структуры благотворительной деятельности в зависимости от потребностей и условий.

В-третьих: Церковь не считала благотворительную деятельность своей исключительной привилегией или поводом для напряженности в отношениях с государством и обществом, но, наоборот, стремилась призывать государство и общество к ответственности за нуждающихся; предметом постоянных усилий Церкви было распространение духа милосердия (элеос), благотворительности на всю систему правительства и общества (администрацию, правовую систему, юридическую практику, полицию и пенитенциарные учреждения, общественные организации).

Именно это последнее направление социальной деятельности Церкви мы здесь называем "макродиаконией". Конечно, Церковь понимала, что сколь жизненно важной и впечатляющей ни была бы ее микродиакония, она не является верным признаком жизнеспособности общины и никогда не справится с тем количеством нищеты, которое необходимо преодолеть. К тому же Церковь с самого начала имела весьма широкое видение своей диаконической задачи, понимая ее именно как макродиаконию, причем в трех аспектах:

• как создание солидарной общины,
• как миссию диаконической направленности, и
• как приверженность социальной справедливости и освобождению.

Создание солидарной общины

В литургической жизни христианин совершенно особенным образом переживает свое личное участие в кинонии тела Христова (1 Кор. 12). Он знает, что призван не просто организовывать свою жизнь по какому-то "закону" или выполнять определенные "заповеди", а скорее возрастать к новому образу жизни во Христе: чтобы сораспяться (Гал. 2:19), совознестись и совоскреснуть вместе со Христом (Еф. 2:6), облечься во Христа как в ризу (Гал. 3:27), чтобы сонаследовать Богу как его чадо (Еф. 1:5; Рим. 8:15; Еф. 1:14; Еф. 1:18; Кол. 3:24; 1 Пет. 1:4). Поэтому он знает, что включен во вселенское братство.

Это литургическое ощущение соборности и единения стало источником великих потоков, которые на протяжении столетий пронизывали всю землю, формируя культуры и созидая общины.

В литургии православный христианин, например, узнает, что он предстоит перед Богом не как отдельная личность, озабоченная лишь своим собственным оправданием (августиновско-реформатские душевные муки). Он предстоит скорее как человек, который существует в любящем межличностном общении с ближним, а потому и с Богом, в соответствии с основным принципом православной сотериологии и социальной этики, который можно схематически изобразить следующим образом:

Мое движение в любви к моему ближнему - к "тебе" - возможно потому, что Бог первым сделал движение в любви ко мне, движение, на которое я могу ответить только через своего ближнего (Мф. 5:23-24) [10].

"Читая Святое Евангелие, я нашёл слова, сказанные Христом нашим, что каждый христианин, будь то мужчина или женщина, должен заботиться не только о своём спасении, но должен ещё заботиться и о своих братьях и сестрах, чтобы и они не погибли" [11].

Духовное пространство, в котором человек чувствует себя признанным и защищенным, это не блаженство или проклятье отдельного человека, но преображение творения и theosis всего человечества: "Ведь все мы были во Христе, и общее лицо человечества (prosopon) восходит к Его лицу" [12].

Эта защищенность в Евхаристическом общении во вселенском братстве имеет огромные социально-диаконические последствия, если под диаконией мы понимаем нечто большее, чем раздачу милостыни. Путем чисто эмпирического социологического анализа легко показать, сколь мудро Церковь заимствовала древние формы и модели социальной жизни и наполнила их новым смыслом или же создавала новые структуры (главным образом, опирающиеся на литургию) для удовлетворения различных нужд. Солидарность - главная характерная черта этих структур - в значительной степени сегодня сохранилась даже в городах, несмотря на разрушительное действие урбанизации и рационализации жизни. Приведу несколько соображений в качестве иллюстрации этой формы макродиаконии.

Преображение страдания

Человеку, пребывающему в лоне общины евхаристической солидарности, нет нужды переживать в одиночку ни страдания, ни радости. Как известно, литургия в своей форме сохранила некоторые элементы античной драмы. Однако то, что в драме, например, в мистериальных культах, представлялось в виде страсти или внутреннего напряжения страдающего человека, открывается здесь как реальность обновленного творения, как победа креста над смертью, как переживание воскресения. Богословие преображения страдания, выраженное в поэзии, музыке и архитектуре как символ домостроительства спасения, помогает верующему увидеть в своих страданиях более глубокий смысл и нести собственные и коллективные страдания со смирением и спокойствием в свете креста, воскресения и эсхатологического чаяния. В нем видишь великое сострадание Христово, который "стал тем, чем был ты, чтобы ты стал тем, чем ты не был" [13]; видишь, что Христос "за претерпение смерти увенчан славою и честью" (Евр. 2:9), во всем уподобился братиям, (Евр. 2:17), воспринял "плоть и кровь", лишил силы дьявола, имеющего державу смерти (Евр. 2:14), избавил всех, которые от страха смерти через всю жизнь были подвержены рабству (Евр. 2:15); видишь, что Он - милостивый и верный первосвященник народа пред Богом (Евр. 2:17), "великий художник сострадания", как называет его Златоуст [14]. Поэтому путь страданий Христа и Его святых (мартириум) является для общины постоянным символом безграничной солидарности Бога, сопутствующего своему народу во всех его страданиях и бедствиях Своим Духом, которого мы познаем, прежде всего, как великого Утешителя (Параклета). Ни будь этой уверенности, едва ли можно было найти объяснение терпению и выносливости большинства, да пожалуй, даже всех православных народов перед лицом зачастую жесточайших испытаний, которые им пришлось претерпеть за свои историю.

В кругу все этой же солидарной общины братья тоже учатся носить бремена друг друга (Гал. 6:2), здесь, прежде всего, сильные учатся носить немощи бессильных (Рим. 15:1). Ибо Христос принял христиан, и это основа их жизни; так и они должны сами принимать всех (Рим. 15:1), без различия, без ограничений и безоговорочно, так чтобы даже язычники научились славить Бога за его милость (Рим. 15:9). Благодаря этой новой морали возникло, как известно, много форм стихийной солидарности и взаимопомощи, чтобы помогать в любой нужде, которая может носить и нематериальный характер: "Первой eleemosyne является ревностно наставлять братьев" [15].

Неужели какие-нибудь богадельни когда-нибудь были бы в состоянии принять людей, нуждающихся в духовной, физической или какой-либо еще помощи, если бы это прибежище - солидарная община не была творением Духа элеоса!

Однако диакония в страдании столь же важна, сколь и диакония в радости человека (1 Кор. 12:26; Рим. 12:15; 13:6). В одиночестве человеку выносить свою боль, пожалуй, легче, чем радость! В солидарной общине человеку незачем замыкаться в своей частной сфере; да он и не сможет этого сделать, потому что здесь личное одновременно является сверхлично-общественным.

В этой связи следует особо отметить, что именно в духовном пространстве евхаристической общины ощущение праздника, в контексте многочисленных праздников (например, дни поминовения святых) и событий литургического содержания, и жизнь обогащаются полнотой радости и эйфории. В этой праздничной литургической атмосфере углубляются межличностные отношения, смягчаются напряженности, прекращаются конфликты, устанавливается мир, люди учатся прощению. Именно здесь познаешь характерное спокойствие и внутреннее блаженство, которые не имеют ничего общего с дурманом, производимым современными механизмами достижения успеха. Именно глядя на современные формы человеческих поисков успеха и радости (семья, молча созерцающая экран телевизора, досуг/туризм, наркотики, секс, мышление достатка и потребления), мы еще острее осознаем необходимость диаконии радости в рамках подлинной евхаристической кинонии.

В этой атмосфере киновийного духа Православия ощущается также обилие импульсов, пронизывающих, скрепляющих и оплодотворящих всю жизнь, личную и общественную. Например, освящение и углубление "естественных" укладов, таких, как родство, которое через таинства браковенчания и крещения (в том числе духовное родство, свидетелей бракосочетания, крестных родителей) влечет за собой, с социологической точки зрения, расширение межличностного общения и солидарности.

Например, еще древняя церковь и даже монашество способствовали возникновению или даже сами создавали самые различные формы и структуры солидарности, благодаря чему профессиональные, а также чисто экономические задачи решались в духе братской взаимности, причем часто удивительно современными способами. В византийскую и поствизантийскую эпоху (турецкая оккупация) наш народ еще больше развил это киновийную традицию и достиг замечательных успехов. И, наконец, взять современную кооперацию, столь важную для экономического и общесоциального развития, которая во многих местах возникла и черпала и до сих пор черпает свои жизненные и творческие силы именно в этом киновийном духе, и тому сегодня множество примеров у нас на Крите [16].

Всем этим мы хотим сказать только одно: что христианская диакония никогда не будет ограничиваться исключительно институционализированной благотворительностью, раздачей милостыни и заботой об отдельных людях; ее первостепенная задача - в смысле макродиаконии - заключается скорее в том, чтобы в безжалостном мире эгоизма, враждебности и войны всех против всех, свидетельствовать милость Божию, поддерживать структуры солидарной общины и попытаться осветить темноту человеческого разума и социальной культуры (право, экономика, труд и т.д.) искрой христианской любви и надежды. Не для того, чтобы земля стала раем, а для того, чтобы земля не стала для человека адом.

Продолжение следует

Примечания

6. Alexandros Papaderos, 'Das liturgishe Selbst- und Weltbewusstsein des byzantinischen Menschen', in KYRIOS IV (1964), pp. 206-218.
7. N. Louvaris, 'Die Kirche Griechenlands und die Wirklichkeit der Welt', in UNIVERSITAS, Ser. 16 (March 1961), No. 3, p. 235.
8. Ep. ad Smyrn. 8, 2.
9. Metropolitan Ignatios Hazim of Lattakia, The Uppsala Report (ed. Goodall), WCC Geneva 1968, pp. 293 ff. Here p. 297.
10. A. Papaderos, METAKENOSIS. Griechenlands kulturelle Herausforderung durch die Aufklarung in der Sicht des Korais und des Oikonomos, Meisenheim am Glam 1970, p. 14 ff.
11. St. Kosmas of Aetolia, 1714-1797, 1 Didache, in M. Giolia, Ho Kosmas Aetolos kai he epoche tou, Athens 1972, p. 332 (in Greek).
12. St. Cyril of Alexandria, comm. on Jn. 1:14, PG 73, 161.
13. St. John Chrysostomos, Hom. 3.2 on Ps. 50.
14. St. John Chrysostomos, Hom. 17.3 on Mt.
15. Homil. Clement. 3.68.
16. A. Papaderos, 'Orthodoxy and Economy: A Dialog with Alfred Muller-Armack', in SOCIAL COMPASS, XXII, 1975/1, pp. 33-66. The same article appears in a Greek translation as Orthodoxia kai Oikonomia: Dialogos me ton Alfred Muller-Armack, Thessalonica 1975.

К началу страницы