Православная диакония*

Вступление

Православные богословы часто говорят о том, что православная социальная и пастырская деятельность имеет свои исторические ограничения. О. Георгий Флоровский утверждал, что "в современной России нет сколько-нибудь значительного движения социального христианства", а о. Иоанн Мейендорф отмечает, что христианский Восток имеет репутацию отстраненности от исторических реальностей и приверженности мистицизму и созерцательности. Однако активное участие в социальной и благотворительной деятельности было далеко не чуждым православной традиции, несмотря на некоторые перерывы в силу исторических обстоятельств. То же относится и к православной социальной мысли. В Русской Православной Церкви есть замечательные примеры социального свидетельства и служения, вдохновляющие поразительное социальное обновление в православном мире, хотя по своей форме это служение часто отличалось от западного, и его развитие часто ограничивалось историческими обстоятельствами.

Социальное свидетельство в истории Православной Церкви

Библейский и святоотеческий взгляд на богатство и бедность

С самого начала Церковь неизменно проповедовала идеал диаконии или служения как неотъемлемой части христианской жизни наряду с литургией и мученичеством или свидетельством. Ветхий Завет приводит многочисленные примеры служения ближнему как богоугодного делания, и пророки часто предстают защитниками вдов и сирот. Бедность понимается как добродетель. Богатство является препятствием для вхождения в Царство Божие. Притчи и заповеди блаженства Христовы дают крепкую основу для социальной справедливости и ответственности перед бедными. Задача церковной диаконии состояла в том, чтобы нести свидетельство о милосердии (eleos) Божием и провозглашать новый социальный порядок.

Первая Церковь в Иерусалиме практиковала своего рода "коммунизм", так как обладающие собственностью продавали ее в пользу нуждающихся. На собранные таким образом деньги кормили и хоронили бедных, поддерживали сирот, престарелых и заключенных. Солидарность была не только местной: св.апостол Павел призывал язычников жертвовать в пользу церкви в Иерусалиме (2 Кор. 8). Спасение и социальная солидарность были взаимосвязаны. Отцы Церкви считали благотворительность необходимым качеством христианина. Св. Иоанн Лествичник называл благотворительность "крыльями молитвы". Он говорил, что молитва не достигает своей цели, если не сопровождается благотворительностью.

С распространением христианства из Иерусалима и Палестины на греко-римский мир формы и проявления христианской диаконии стали отличаться от диаконии первых апостольских общин. Хотя общая собственность, общая жизнь и общая трапеза больше не могли практиковаться в больших городах греко-римского мира, те же самые апостольские принципы древней христианской диаконии и общения в любви (agape) соблюдались и в послеапостольские времена. Тертуллиан подтверждает, что язычников больше всего впечатляло диаконическое служение христианских общин.

Богослужение в Древней Церкви не было оторвано от служения обществу. С самых древних времен роль диакона и диаконисс была связана и с литургической, и с благотворительной деятельностью. Диаконы в Восточной Церкви отвечали за социальное попечение, литургическое и пастырское служение, учительство, управление и погребальную диаконию. Литургия была одновременно венцом и источником всей социальной деятельности. Мы знаем, что в Константинополе народ приносил хлеб и вино на евхаристическое богослужение; все это собиралось у входа в храм. Затем диаконы несли необходимое их количество для освящения в алтарь - действие, превратившееся позднее в Великой вход в православной литургии. Остаток диаконы раздавали нищим.

Но, как указывает один из историков Древней Церкви, греко-римское общество в целом относилось несколько подозрительно к принципу благотворения в том виде, как он практиковался в Древней Церкви. Несмотря на некоторые недостатки и напряженности в новых церковных общинах, Церковь пыталась создать новую модель общества, обращаясь к реальным нуждам и игнорируя социальные разделения. Попечительский подход очень отличался от существовавшего в то время в Римской империи покровительственного подхода или систем гильдий.

Социальная деятельность Церкви быстро обрела организационные формы. В Иерусалиме ежедневно и еженедельно раздавались пища и одежда, в первую очередь, вдовам и сиротам, т.е. самым обездоленным. Помощь предоставлялась скорее натурой, чем деньгами, и координировалась из одного центра. Организованное социальное попечение появилось сначала в Сирии и затем распространилось по всему византийском миру. Например, один епископ в Сирии содержал гостиницу для нуждающихся женщин, о которых заботились специально назначенные диакониссы. К III веку в церкви в Риме было зарегистрировано более 1500 получателей подаяний, в основном вдов. Город был разделен на части, за которыми смотрели семь диаконов. Св. Василий Великий играл главную роль в развитии благотворительных институтов в IV веке в Каппадокии. Около 372 года он основал первый крупный благотворительный центр под названием "Василиас", в котором была больница, помещения для ухода за прокаженными, комнаты для мореплавателей и постоянный персонал из врачей и монахов. Эту систему высоко оценил св. Григорий Назианзин, называя ее "новым градом, кладезем благочестия, общей сокровищницей богатых", и такие же организации появлялись в других крупных городах империи.

Отношение к бедным не ограничивалось практической помощью, но было частью видения нового справедливого общества. Социальные темы развивал в своих трудах Св. Василий. В Константинополе Св. Иоанн Златоуст говорил об ответственности Церкви за духовное и социальное благосостояние ее народа. Он был твердым поборником социальной справедливости и не чурался жестких выражений, когда говорил о богатстве и бедности; его проповеди могут показаться нам сегодня вызывающими и даже радикальными:

Византийский период

После того, как христианство стало государственной религией, по всей Византийский империи стало развиваться организованное социальное попечение. Филантропия или "человеколюбие" считалась неотъемлемым качеством христианина, который, подражая Христу, мог служить бедным, больным, престарелым, бездомным и заключенным. Государство поддерживало обязательства Церкви в социальной области, тем самым положив конец некоторой спонтанности в деятельности первых христианских общин. Императоры Византии часто называли свои законы человеколюбивыми и оправдывали это название. Самым поразительным проявлением такого подхода была тщательно разработанная система государственных благотворительных организаций для конкретных групп нуждающихся. Хотя подобные организации существовали и в древнем мире, их развитие можно рассматривать как прямое следствие введения христианства с V века. Долг императора больше не состоял просто в удовлетворении народа "хлебом и зрелищами", а заключался во внимании к духовному благосостоянию и спасению обоих - дающего и берущего. Некоторые организации зависели от поддержки непосредственно императора, другие спонсировались благотворителями. Эта модель не раз встречается в истории. После X века новые благотворительные организации обычно были связаны с монастырями, игравшими главную роль в социальной деятельности того времени.

На протяжении всей византийской эпохи христианская милостыня была социальной функцией, неизменно положительно оценивавшейся святыми и богословами. Эта деятельности имела весьма значительные масштабы: в одной хронике говорится о 7.000 бедных, которым оказывала поддержку некая программа в Александрии. Св. Иоанн Златоуст насчитал 50.000 нуждающихся в материальной помощи от Церкви в Константинополе. Но в благотворительной деятельности не забывали и о зрелищах: вплоть до VII века государственные власти раздавали бедным особые жетоны для посещения театра и бань.

До средневекового периода диаконическая деятельность в Восточной и Западной Церквах мало чем отличалась, хотя роль диакона развивалась в разных направлениях. Церковное искусство средневековья, особенно в Западной Церкви, наглядно показывает, как широкая благотворительная деятельность была построена вокруг семи духовных дел милосердия (Мт. 25:34-46). На Западе появились специальные диаконические ордена, такие как госпитальеры, и, что еще важнее, последователи Св. Винсента де Поля. Кальвин и особенно Лютер подчеркивали социальную ответственность диаконов, в то время как на Востоке социальная роль православных диаконов к тому времени была полностью утрачена, и специальные благотворительные ордена, как на Западе, так и не появились.

Византийская система партнерства между Церковью и государством в социальном попечении, строившаяся вокруг растущего значения монастырей, служила образцом для многих других православных начинаний. Но с наступлением ислама в Египте и на Ближнем Востоке после VII и VIII веков, с падением Константинополя и наступлением Оттоманской империи в юго-восточной Европе в XV веке историческое развитие православной церковной жизни, в том числе ее социального свидетельства, было в значительной степени прервано.

Историческое пленение диаконии в оттоманский период

Расширение Оттоманской империи принесло совершенно новый опыт православным христианам в Европе и на Ближнем Востоке. Оттоманские турки сохранили внутреннюю административную структуру и основные права христиан, - хотя по местам регулярно и подвергали их гонениям - но Церкви было строго запрещено играть какую-либо общественную роль. Права христиан, составлявших большинство населения Балкан, были ограничены в большей степени, чем у их мусульманских соседей, и это значительно повлияло на ослабление социальной роли Церкви. В то время как ислам уделял первостепенное внимание благотворительности и милостыне, христианские церкви были обязаны в основном заботиться о своей собственной пастве и ставили на первое место образование и сохранение собственности. Одно историческое событие свидетельствует, что за пределами оттоманского господства христиане могли делать гораздо больше в плане социальной деятельности. В середине XVII века Патриарх Антиохийский Макарий посетил Грузию, которая лишь частично находилась под властью империи. Там он предпринимал огромные усилия, чтобы улучшить духовное и материальное положение грузин с помощью многообразной пастырской деятельности и церковных реформ, многие из которых были невозможны в его родной Сирии. А именно, он осудил процветавшую в этой области торговлю рабами, заплатил выкуп за освобождение христианских пленников и даже отлучил одного епископа, продавшего нескольких из своих собственных людей. Он направлял свои усилия на решение коренных проблем, когда с помощью введения шелководства способствовал появлению альтернативных источников дохода у народа. Для Патриарха христианская жизнь была тесно связана с общественным устройством и с культурным и экономическим благосостоянием.

По мере продвижения Оттоманской империи на Балканы и Ближний Восток, Православная Церковь замыкалась в себе и стала постепенно выходить из своей замкнутости лишь в XIX и XX веках. Единственная крупная Православная Церковь, которая избежала внешнего влияния в это время, была в России, и только здесь сохранилась историческая преемственность социальной деятельности Церкви, и христианская диакония обрела новые формы. И в той же России возник знаменательный спор о социальной роли Церкви.

Церковь и социальная благотворительность в России

Когда средневековые русские княжества приняли византийское христианство, социальная ответственность Церкви была воспринята как его составная часть. Монастыри создавали социальные организации, как в Византии, но неотъемлемой частью христианской жизни считалась прежде всего милостыня. В Киевской Руси особенно заботились о престарелых и нищих. Как и в Византии, акцент делался на личном участии и духовном значении социальной деятельности, а не на преобразующей роли Церкви. Великий русский историк Ключевский оставил нам замечательное и, наверное, идеализированное видение этой ранней русской социальной благотворительности:

Преп. Нил Сорский и "нестяжатели"

Одно из самых важных и тяжелых событий в истории Русской Церкви разворачивалось как раз вокруг роли монастырей по отношению к обществу и бедности. Преп. Сергий Радонежский стремился связать мистическую и социальную задачи Церкви и настаивал на необходимости политически активной роли Церкви в ответ на внешние угрозы. При его духовных преемниках эти аспекты были разделены. В начале XVI века преп. Нил Сорский и его, как их называли, "заволжские затворники" выступили против владения землей и собственностью монастырями, которые в то время управляли почти третью всех земель. Нестяжатели утверждали, что главная задача монаха - помогать другим примером, бедностью и молитвой и что благотворительность - обязанность мирян. С другой стороны, их противники - "стяжатели" во главе с преп. Иосифом Волоцким отстаивали собственность монастырей и подчеркивали социальные обязательства монашества: монахи должны помогать больным и бедным и, чтобы делать это эффективно, должны владеть землей и управлять средствами. Преп. Иосиф воплощал свои слова в дела, и говорят, что во время большого голода кормил более 70.000 человек. Споры коснулись также отношений между Церковью и государством и богослужебных вопросов. Окончательная победа стяжателей с их акцентом на власть, формальную молитву и тесные отношения с государством оказала бы решающее влияние на русскую церковную историю. Но Русская Церковь канонизировала обоих и признала взаимодополняемость и истинность обеих позиций.

Главенствующая социальная роль Церкви не всегда пользовалась поддержкой царских властей. Когда Петр Великий упразднил патриаршество и ввел в 1721 году свое новое "Духовное уложение", он стремился исключить роль Церкви в социальной работе. Екатерина Великая запретила почти половину монастырей и резко ограничила число монашествующих. Это имело губительные последствия для сельской России, где монастыри были практически единственными культурными и благотворительными центрами. Но социальная деятельность Церкви ни в коем случае не прекратилась, и к XIX веку благотворительные труды русских христиан приняли новые формы. Как и в других ситуациях, в отсутствие организованного ответа со стороны государства на социальный запрос социальная деятельность по большей части осуществлялась богатыми благотворителями.

Возрождение православных братств

На всем протяжении XIX века значение благотворительной и просветительской деятельности Русской Православной Церкви росло вместе с ростом социального сознания, подкрепляемого подъемом в литературной деятельности, и под напором активных пастырских усилий других религий. Как и в большинстве стран Западной Европы в это время, христиане осознавали свой нравственный долг перед находящимися в критическом положении городскими рабочими, заполонившими русские города в результате промышленной революции, а также перед жертвами наполеоновской и русско-турецкой войн. Традиционное подаяние больше не было адекватным ответом на нужды людей, и возрождение традиционных православных братств и сестричеств не заставило себя ждать.

Традицию братств можно рассматривать как особую и характерную форму православной диаконической деятельности, появившуюся в основном в славянских церквах. Основанные первоначально как добровольные союзы духовенства и мирян для противодействия латинскому прозелитизму и защиты православия в XVI веке, эти братства сочетали широкое многообразие благотворительной и миссионерской деятельности в целях противостояния действиям католических церквей в западных областях Российской империи. По крайней мере один историк говорит, что диакониссы существовали в России в домонгольский период, но расцвет женских движений в Церкви наступил позднее. В XIX веке возродился интерес к движениям мирян, и по всей России был создан ряд благотворительных братств и особенно сестричеств. Быстро росли православные благотворительные организации, увеличивался размах их деятельности. Так, к концу века благотворительностью занимался почти каждый приход в столице - Санкт-Петербурге. Одна из благотворительных организаций - Общество Александра Невского насчитывала к 1905 году более 75.000 членов и имела школы, проводила публичные лекции и содержала диаконические организации. Эта работа была направлена прежде всего на предоставление медицинской помощи и охрану здоровья, но серьезным направлением было и создание благотворительных столовых, сиротских домов, а также преодоление большой проблемы - пьянства. Некоторые приходы даже создали свои собственные общества взаимопомощи на случай болезни своих членов.

Великомученица Елизавета и Марфо-Мариинское сестричество

В последующие десятилетия возрождение социальной работы Церкви было связано с именами нескольких человек. Один из замечательнейших примеров православного служения в России дала великая княгиня Елизавета Романова. Воспитанная в немецком лютеранстве, Елизавета создала православный эквивалент организованного ордена диаконисс, занимавшихся опекой над беднейшими в обществе в невиданном для России масштабе. Внучка английской королевы Виктории, молодая немецкая принцесса Гессен-Дармштадтская вышла замуж за русского великого князя Сергея Александровича, дядю последнего царя в 1884 году и через несколько лет по своей собственной инициативе приняла православную веру. В 1905 году она стала свидетельницей убийства своего мужа бомбой, взорвавшейся, когда он выходил из дома. Это событие изменило ее жизнь. Отвергнув аристократический образ жизни, великая княгиня Елизавета основала в 1909 году Марфо-Мариинскую женскую обитель и сестричество с тем же именем в одном из беднейших кварталов на юге Москвы, которые быстро превратились в преуспевающий духовный и благотворительный центр. Ее мечта была простой: создать общину женщин из всех слоев общества, желающих неустанно служить Богу и ближнему. Основанная ею обитель была монашеской, хотя ее устав сочетал созерцание и практическое служение, веру и любовь совершенно по-новому, вдохновляясь примером своих попечителей.

Основанное Елизаветой сестричество понималось как возрожденная форма служения нерукоположенных диаконисс, существовавших в Древней Церкви. По словам самой великой княгини Елизаветы, "главная обязанность сестер - ходить к бедным". Центром деятельности был местный район, московские "закоулки", где быстрая индустриализация часто сопровождалась ужасающей бедностью и преступностью. По словам Елизаветы, "сестры служат Церкви и потому во время войны не служат сестрами Красного креста. Их место - служить больным и страждущим Москвы". Строя свою деятельность вокруг главного храма и ежедневной литургической жизни общины, обитель содержала больницу и лазарет для бедных и безработных. Отсюда же сестры уходили посещать больных в ближайших кварталах. В одном только 1913 году лазарет предоставил бесплатные медицинские консультации и уход 11.000 человек. Аптека предоставляла лекарства бесплатно или по низкой цене, а "общественная столовая" готовила ежедневно до 300 бесплатных обедов и доставляла еду в семьи работающих и одиноких матерей. Был открыт сиротский дом, готовивший девочек ко вступлению в сестричество или к санитарной службе. Библиотека, воскресная школа и регулярные лекции для народа, как правило, духовного характера, отражали просветительскую сторону деятельности обители. К 1914 году в обители было 97 принявших постриг монахинь, которым должно было быть не более 40 лет и которые хотели посвятить себя служению бедным.

В 1918 году великая княгиня Елизавета и ее ближайшая подруга были арестованы большевиками, и в следующем году она была жестоко убита вместе с другими членами царской семьи. Ее обитель была распущена, сестры отправлены в ссылку, а храм превращен в клуб, а потом в архив. Но в начале 90-х годов ее наследию было суждено возродится самым необычным образом. В 1988 году Русская Православная Церковь причислила Елизавету к лику новомучеников коммунистического периода.

Тем не менее, некоторые представители православного духовенства не считали благотворительную помощь адекватным ответом на социальную несправедливость в Российской империи, и занялись открытой политической деятельностью. Отец Георгий Гапон и другие возглавили рабочее движение. Они обсуждали возможность политической реформы и активно участвовали в драматических событиях революции 1905 года. Последовавшая политическая реакция с подозрением относилась ко всякой церковной социальной деятельности. Благотворительная деятельность продолжалась, откликаясь особенно на страдания людей в годы Первой мировой войны. Поместный церковный собор 1917-18 годов пытался возродить роль мирян и восстановить институт диаконисс и социальное служение Церкви, но все это резко оборвала русская революция и разразившаяся атеистическая ярость.

Бесценная жемчужина: Мать Мария

Еще одно примечательное свидетельство православного социального действия в XX веке можно найти в русской эмиграции в лице матери Марии Скобцовой. Мать Мария недавно была канонизована Вселенским Патриархатом. Она была талантливым богословом и писательницей, спасла многих от нацистского террора и в конечном итоге умерла мученической смертью в концентрационном лагере Равенсбрюк в 1945 году. Мать Мария посвятила свою жизнь в изгнании во Франции прежде всего социальной работе и писательству. В 1935 году она вместе с другим ведущими представителями интеллигенции русской эмиграции, включая Николая Бердяева и о. Сергея Булгакова, основала благотворительную организацию "Православное действие", которое с самого начала включало широкий круг начинаний в пользу нуждающихся, таких как приюты, лагеря, работа в больницах и помощь престарелым. Ее видение было отражено в многочисленных статьях, но его можно подытожить одной простой цитатой:

"Если православие вследствие исторических обстоятельств время от времени воспринимало тенденции чуждые ему, как несколько преувеличенное внимание к пути личного спасения, более характерного для религий Востока, даже сквозь них мы всегда видим, что главный завет Христа никогда не забывался и не отвергался. Заповедь любви к ближнему - вторая и равная по ценности первой - притягивает человечество сегодня точно так же, как когда была дана впервые".

Во Франции православные движения продолжают черпать вдохновение из примера монахини-мученицы и ее социального видения "внехрамовой литургии", характерной для русской эмиграции в 1930-е годы.

Современное возрождение социального служения в Православной Церкви

"Великое пленение" Православных Церквей во времена Оттоманской империи почти сразу же сменилось "великими гонениями", которым Православные Церкви подвергались на протяжении почти всего ХХ века, когда в Восточной Европе официальной идеологией коммунистических режимов стал атеизм. За принудительным закрытием церковных учреждений и убийством священнослужителей и монахов в послереволюционные годы в России последовал официальный запрет на любую деятельность Церкви, выходящую за рамки литургической жизни, что было формально закреплено в сталинской Конституции. Аналогичные запрещающие законы позднее появились в странах коммунистического блока, хотя не везде в регионе ситуация была однородной. В СССР любая социальная деятельность христианских церквей была запрещена, а участие Церкви в благотворительной деятельности стало частью истории, которую мало кто помнил.

Освобождение Православных Церквей после падения коммунистического режима в странах Центральной и Восточной Европы сопровождалось институциональным и духовным возрождением. Восстановление великолепных храмов, оживление богословской и литургической жизни, массовых паломничеств, расцвет монастырей и церковного искусства - все это стало неотъемлемой частью жизни. Более того, этот период отмечен возвращением Православных Церквей в "общественную сферу" в качестве участника социальной жизни, играющего важную политическую и культурную роль. Пока еще немного было сказано о возрождении благотворительной и диаконической деятельности, которое наблюдалось в последнее десятилетие и которое по-прежнему является отличительной чертой и примечательным аспектом жизни Православной Церкви этого периода.

Церкви Центральной и Восточной Европы оказались, в целом, неподготовленными к радикально изменившейся новой ситуации, возникшей в результате постепенного открытия Советского Союза миру при Горбачёве после 1985 года. Примечательно, что именно в области диаконии православные христиане начали проявлять вновь обретённую свободу и демонстрировать своё присутствие в обществе. С середины 1980-х годов в больницах, психиатрических клиниках и домах престарелых стали появляться группы христиан-добровольцев. Ужасающие условия, царившие в большинстве советских медицинских учреждений, можно было смягчить, хотя бы частично, человеческим теплом и личным участием, которым делились христиане. Слово "милосердие", ранее исключённое из советского лексикона, стало проникать в средства массовой информации. Государственный запрет на религиозную благотворительную деятельность был официально смягчён в год празднования Тысячелетия крещения Руси в 1988 году, когда Горбачёв впервые встретился с предстоятелями церквей. Но даже после этого власти пытались ограничить влияние христиан на общество, сводя его лишь к помощи душевно больным, престарелым и инвалидам, и некоторые коммунистические лидеры продолжали сопротивляться этому явному присутствию христиан в обществе. Однако скоро стало ясно, что работа добровольцев в больницах и медицинских центрах необходима ввиду хронического недостатка медицинских работников; одна из газет отмечала, что в одной из центральных городских больниц на 30 детей приходится одна медсестра. В последующие годы социально-экономические условия во всей Восточной Европе сильно ухудшились, и многие стали обращаться к Церкви как к единственному институту, способному предоставить какую-то поддержку, которая многим помогла просто выжить в суровые зимы начала 90-х.

Тем не менее, трудности благотворительной деятельности скоро стали очевидны верующим. В своём интервью митрополит Ростовский Владимир говорит о том, что Церковь утратила привычку благотворительной работы: "Нам по-прежнему надо воспитывать людей в духе милосердия. Некоторые верующие, сталкиваясь с реальностью, с трудным - а потому, ещё более нужным - служением человечеству, не могли устоять и уходили".

Несмотря на эти препятствия, прошедшие годы отмечены беспрецедентным возрождением диаконической деятельности в русской Церкви. Первая церковная больница во имя св. блж. Ксении была открыта в Санкт-Петербурге в 1990 году; было создано несколько благотворительных столовых и приютов для бездомных. Началась работа в тюрьмах, а в 1994 году было восстановлено пастырское служение в армии. После 1988 года по всей России, Беларуси, Украине и в соседней Польше возникли или возобновили работу братства и сестричества. Обычно братство возникало на базе прихода под руководством какого-либо священника, часто оно окормлялось духовником. Члены братства (мужчины и женщины), прежде всего, представляли собой духовную общину и вели деятельность, направленную на решение срочных проблем, которые определялись самими членами общины. Иногда эти проблемы носили очень конкретный и локальный характер: восстановить храм, открыть воскресную школу, организовать паломничество. Вскоре многие братства стали обращаться и к насущным общецерковным нуждам. В Москве, например, Братство Всемилостивого Спаса основало Свято-Тихоновский Богословский Институт, возглавляемый протоиереем Владимиром Воробьёвым. Институт быстро разрастался и стал одним из самых больших в России: в нём насчитывается более 1000 студентов обоего пола, изучающих различные дисциплины. Братство также создало издательский дом, книжные магазины, летние лагеря, организовывало паломничества, осуществило смелый исследовательский проект о новомучениках, ведёт разнообразную социальную деятельность. Некоторые его благотворительные начинания отличаются весьма творческим подходом: литургическая и образовательная работа с глухими на одном из московских приходов; психиатрическая помощь; пастырское попечение о ВИЧ-инфицированных; посещение тюрем и колоний (к величайшему изумлению некоторых охранников в тюрьме); приюты семейного типа для небольших групп беспризорных детей; духовная и физическая помощь в больницах умирающим больным. В 1990 году по благословению Патриарха Алексия был основан Всецерковный Союз Православных Братств. К сожалению, руководители этого Союза при поддержке некоторых братств, стали проводить откровенно националистическую политику, тем самым бросив вызов руководству Церкви. По прошествии нескольких лет Союз был распущен. Этот эпизод отражает напряжённость, существовавшую между организованными братствами, которые обычно оставались за пределами непосредственного контроля своих епископов.

Здесь стоит отметить возрождение движения сестёр милосердия. Возродившиеся в 1990-х годах сестричества закрепили и развили дореволюционные традиции. Сестричество во имя св. блгв. Царевича Димитрия в центре Москвы получило разрешение возобновить свою работу при 1-ой градской, бывшей Голицинской, больнице, где их предшественницы трудились в начале века. Больничный храм сестричества является средоточием впечатляющей деятельности: профессиональные программы подготовки медицинских сестёр, катехизаторские курсы, издательская деятельность, аптека. Организованные группы женщин - наследниц св. Елизаветы, одетых в традиционные косынки с красным крестом, добровольно ухаживают за нуждающимися в больницах и на дому. Это сестричество возникло под духовным руководством протоиерея Аркадия Шатова. В середине 1990-х была вновь открыта Марфо-Мариинская обитель, и здесь было возобновлено ее первоначальное служение.

Диаконическое возрождение в других местах

Хотя Россия стала центром возрождения православной диаконии, аналогичные изменения происходили и в других Православных Церквах Восточной Европы, чему есть много примеров. В Румынии монашеская жизнь Православной Церкви сохранилась лучше, чем в близлежащих странах, и традиция социального служения не была полностью утеряна. После 1989 года возникли десятки местных диаконических инициативных групп, занимавшихся проблемами детей, стариков и других нуждавшихся в условиях посткоммунистической Румынии. В 1993 году Румынский Патриархат основал "Диаконию" (Diakonia), которая стала наиболее значимой благотворительной организацией. Она занимается благотворительными и социальными проектами, культурно-просветительской работой и предоставлением медицинских услуг. Стоит упомянуть ещё две серьёзные ассоциации. "Василиада" (Vasiliada) - совместный проект Румынского Патриархата и Бухарестского Химического Колледжа, в рамках которого открыты бесплатные медицинские центры и нуждающимся раздаются медикаменты. Другая ассоциация - "АРКА" (ARCA) была основана при содействии Церкви для помощи в Румынии беженцам и переселенцам. Во многих епархиях возникли собственные центры диаконической помощи, реализующие свои проекты или предоставляющие добровольческую и материальную помощь нуждающимся государственным учреждениям. Была создана диаконическая сеть, охватившая все епархии. Православная Церковь выступила соучредителем "ЭЙДРом" (AIDRom) - экуменической ассоциации, оказывающей просветительскую, гуманитарную и диаконическую помощь. Благодаря этой ассоциации было разработано несколько сот местных диаконических инициатив, многие из которых оказывают помощь беспризорным и брошенным детям. Важной особенностью ситуации в Румынии является то, что подготовка к социальному и диаконическому служению была включена в программу богословских факультетов. Студенты, среди которых много женщин, стали получать диплом в области богословия и социальной деятельности, что открыло им возможность получить работу в государственных учреждениях. Аналога такому диплому в других странах, где существует Православная Церковь, нет, хотя подобные предложения разрабатывались в Болгарии, Словакии и Сербии.

На ситуацию в Сербии наложили свой отпечаток конфликты с Хорватией, Боснией и последние трагические события в Косово в 1990-х, которые повлекли за собой колоссальные социальные потрясения и вызвали наплыв беженцев. В относительных величинах в Сербии сейчас находится самое большое в мире число беженцев. Помощь, прежде всего, оказывалась на местном уровне и носила спонтанный характер, так как священники и епархиальные власти искали возможности уменьшить человеческие страдания. На практике помощь местного населения в основном строилась на принципе национальной солидарности. В Белграде был основан мобильный православный пасторский консультативный центр. К концу 1994 года "Человеколюбие" ("Филантропия") - официальная гуманитарная организация Патриархата Сербской Православной Церкви - превратилось в национальную структуру, занимающуюся координацией и реализацией проектов. "Человеколюбие" было преобразовано в 2000 году и превратилось в динамическую и авторитетную церковную негосударственную организацию (НГО), работающую по всей стране. Вместе с тем вопрос о социальной (и политической) роли Церкви в Сербии остаётся сложным, и среди иерархов Церкви нет единого мнения относительно роли христиан в достижении справедливости и проведении политических изменений.

В Беларуси церкви мобилизовали свои силы для того, чтобы бороться с теми трагическими последствиями для здоровья людей, которые имела авария на Чернобыльской АЭС, и в Минске был открыт крупнейший в Русской Православной Церкви социальный центр. В Болгарии фонд "Покров" - авторитетная православная организация - на высоком профессиональном уровне занимается вопросами образования, издательской деятельностью и церковными диаконическими проектами.

Исключительным примером Православной Церкви, явившей себя, прежде всего, диаконической, служащей общиной, является Церковь Албании. Албания провозгласила себя в 1967 году первым полностью атеистическим государством, и все формы религиозной жизни, в том числе и Православная Церковь (представляющая примерно 30% населения), были объявлены вне закона. В 1991 году в Албанию был направлен архиепископ Анастасий для восстановления Албанской Автокефальной Церкви. Сегодня он возглавляет бурно развивающуюся местную общину. Среди его первых инициатив - создание "Диакония Агапес" (Diakonia Agapes) - диаконического и гуманитарного инструмента Церкви. Это динамическая и профессиональная организация, разрабатывающая программы гуманитарной помощи, сельскохозяйственного развития, здравоохранения и микро-кредитования - в основном для нехристианских общин Албании. Когда разразился кризис в Косово и полмиллиона беженцев хлынуло в Албанию, Православная Церковь в лице "Диакония Агапес" оказалась в первых рядах среди тех, кто занимался устройством лагерей для беженцев и другими программами в сотрудничестве с Верховным комиссариатом ООН по делам беженцев. В 1999 году в Тиране был открыт крупный диагностический медицинский центр, лучший в стране. Архиепископ Анастасий понимает диаконию как часть исцеляющего и примиряющего служения Церкви: "Миро (масло), разливаемое религией, не должно использоваться для разжигания огня конфликта или ненависти, но для смягчения душ, врачевания ран, укрепления мира". В Албании, как и в других странах, Всемирный Совет Церквей и другие христианские организации активно способствовали и поддерживали возрождение социальной деятельности церквей.

В Церкви Греции существует множество учреждений для престарелых и детей, организованных, в основном, на епархиальном уровне. В епархии, возглавляемой архиепископом Афинским, имеется интеграционный центр для переселенцев, прибывающих из-за границы. Весьма интересна международная миссионерская деятельность этой Церкви в Африке, а в последние годы - и на Балканах. Эти усилия, многие из которых предпринимаются со стороны "Апостолики Диакония" (Apostoliki Diakonia), часто имеют практическую диаконическую и гуманитарную направленность и рассчитаны на длительную перспективу.

Несколько более ранний и тоже примечательный пример современной православной диаконии можно найти в Коптской Православной Церкви в Египте. В 1962 году эта Древняя Восточная Церковь учредила в патриархии специальный Отдел общественного, экуменического и социального служения (сокращённо "BLESS") для участия в диаконических программах, направленных на развитие, помощь бедным и маргинальным группам населения. Помимо программ развития сельского хозяйства, микро-кредитования и вопросов здравоохранения Церковь вовлечена в правозащитническую работу и занимается вопросами образования по всей стране.

Общей чертой для всех этих видов деятельности является то, что ведущую роль в организации диаконической работы играют миряне, часто объединяющиеся в ассоциации и братства. Многие диаконические проекты по-прежнему носят в основном реактивный характер и имеют локальное значение. Для определения природы и объёма этой благотворительной работы также важны правовой контекст и возможности сотрудничества с государством.

Отдельно хотелось бы отметить социальную работу православной диаспоры на Западе. Многие общины создавали программы и организации солидарности с христианами, проживающими в бывшем Отечестве. Основная помощь направлялась в христианские общины и на церковные диаконические проекты в России через организации типа "Помощь верующим в СССР" ("Aide aux Croyants en URSS"). В Лондоне русские православные женщины положили начало реабилитационному проекту для одиноких матерей-наркоманок. В Швейцарии православная епархия руководит собственным филантропическим фондом, оказывающим помощь в разных ситуациях как в самой стране, так и за рубежом. Большинство православных приходов на Западе организуют традиционные сборы пожертвований для поддержи и как знак солидарности заслуживающим внимания церковным проектам в других странах. Во многих странах православные миряне по роду своей профессиональной деятельности имеют социальные обязательства, речь идёт о врачах, социальных работниках, служащих гуманитарной сферы; такие специалисты регулярно проводят конференции и организуют сетевую работу.

В Северной Америке, где сильнее, чем в Европе укоренилась культура добровольческой помощи, многие православные общины организуют благотворительные столовые и заботятся о бездомных и сиротах. Именно в США возникла первая крупная международная православная гуманитарная организация. Международное Православное Благотворительное Общество (IOCC) - это признанная международная организация, работающая в основном в сложной обстановке на Балканах и Кавказе, а также в Эфиопии и Палестине. Деятельность этой организации отличает высокий уровень профессионализма, однако порой ей бывало трудно продемонстрировать подлинно православное содержание своей социальной деятельности, а также добиться, чтобы местная церковь полностью поддерживала эту работу.

Обращение к православному социальному богословию

История Православия знала периоды активной социальной работы, то же можно сказать и о православной социальной мысли. Хотя по форме она отличается от западной, а её развитие было также затруднено в силу исторических обстоятельств, на всём протяжении православной истории имеются замечательные вдохновляющие примеры социального богословия, уходящего корням в библейский опыт и опыт Отцов Церкви, который невозможно в должной мере охватить в данной работе.

Мы уже знаем, какое значение придавалось филантропии в ранней Церкви. Церковные соборы сформулировали специальные каноны для того, чтобы поднять диаконию на должный уровень и улучшить руководство филантропическими обществами. Позднее богословы и, особенно, жития святых способствовали тому, чтобы благотворительность заняла центральное место в жизни христиан. Св. Василий и св. Иоанн Златоуст в большей степени, чем другие Отцы Церкви, разработали реальное богословие филантропии как проявления связи между земной и небесной жизнью и как средство покаяния и спасения. Для св. Иоанна Златоуста существует "литургия нищего" или "литургия ближнего", которая основана на богословии Тела Христа, который присутствует в Евхаристии и в страдании нищего, разделяющего Его страдания. Диакония - это не просто социальное действие, но и богословское, и сакраментальное событие.

Четвёртый век - решающий момент в определении христианского и православного отношения к социальной благотворительности. До того времени христианское социальное свидетельство было в основном направлено на облегчение участи нуждающихся и было адресовано, прежде всего, широкому христианскому сообществу. В 368 году в Каппадокии разразился чудовищный голод, и главы Церкви столкнулись с небывалой до того времени нуждой. Епископу Василию Кесарийскому и его сподвижнику Григорию Богослову пришлось противостоять землевладельцам и торговцам, которые делали запасы зерна для того, чтобы поднять цены. Епископ Василий вмешался в сложившуюся ситуацию, устранив саму причину несправедливости: он велел раздать зерно голодным в соответствии с их правами. Воззвав к социальной ответственности каждого за всех, ссылаясь на право человека на жизнь и сохранение достоинства и отождествив общину с обществом в целом, епископ Василий преобразил природу социального свидетельства Церкви в мире. Эти принципы определили роль Церкви в социальном служении на последующие столетия.

Социальная философия Русской Православной Церкви

Русские религиозные философы, начиная с XIX века, одними из первых развили современную православную социальную философию. Можно даже сказать, что ни в одной другой христианской стране социальная природа христианства, выраженная в усилии спасти "царство мира сего", не воспринималась так глубоко, как в русской религиозно-философской и богословской мысли.

Такие мыслители, как Хомяков и Соловьёв видели в христианине активного соработника домостроительства Божия, а не пассивного созерцателя Славы Божией; христианство воспринималось ими не как личное размышление о Боге, но как совместное делание. Достоевский был убеждён, что конечная цель социального действия - Вселенская Церковь, объединяющая всех людей. Из этого вытекает его "христианский социализм", в котором Церковь рассматривается как социальный идеал. Истинное христианство, по его убеждению, не может замыкаться на своем доме или приходе, но должно быть направлено на поиск социального действия. Николай Фёдоров развил учение о Троице не просто как догмат веры, но как догмат единства знания и действия, которые создадут новый мир, зиждущийся на воскресении. Религиозный философ Николай Бердяев призывал людей участвовать в созидании мироздания, продолжая начатое Богом сотворение мира. Человечество призвано быть не только активным участником дел Божиих, но и Его сотворцом. Такое глубокое, порой политизированное, понимание социальной природы христианства и задачи спасения мира, разделяемое русскими мыслителями, иногда воспринималось правительством и иерархами церкви как чересчур радикальное.

Первая и наиболее смелая попытка разработать социальную доктрину была предпринята Румынской Православной Церковью. С 1950 по 1960 годы Патриарх Юстиниан и его приемники опубликовали несколько томов трудов под названием "Apostolat Social". Этот документ имеет особое значение, так как он является единственным примером православного социального учения, возникшего в коммунистической стране и написанного в контексте жестоких страданий людей после Второй мировой войны. Несмотря на наличие некоторых моментов, однозначно присущих марксизму, документ очерчивает богословскую основу христианского участия в истории и призывает священнослужителей и мирян к действию, направленному на удовлетворение социальных нужд людей.

Недавно уже в совершенно иной обстановке Русская Православная Церковь опубликовала важное социальное обращение, "Основы социальной концепции Русской Православной Церкви", принятое Архиерейским Собором Русской Православной Церкви в августе 2000 года. В этом всеобъемлющем документе отражены, прежде всего, фундаментальные богословские и экклезио-социальные вопросы, а также связанные с ними аспекты жизни государства и общества. Этот документ отражает официальную позицию Московского Патриархата по вопросам взаимоотношений с государством и обществом, хотя в нём использован опыт и учение Православной Церкви, выходящие за рамки только лишь русской Церкви. Вслед за библейско-богословским аналитическим вступлением в документе излагается целый ряд вопросов, касающихся Церкви и политики, труда, собственности, войны и мира, нравственности, здоровья, биоэтики и роли СМИ. Большое внимание отводится ответственности Церкви за духовное и физическое здоровье людей, подчёркивается обширная работа Церкви в области здравоохранения, но не отрицается первостепенная ответственность государства за это направление. Важное значение придаётся усилению помощи Церкви и пасторской опеки заключённым.

Современная мысль

Ряд видный современных православных деятелей и богословов, в том числе Оливье Клеман из Франции, митрополит Смоленский Кирилл из России и митрополит Георгий Ходр из Ливана, обозначили православную позицию по вопросам участия Церкви в "мирских делах" и вопросам первостепенной социальной и политической важности. Выдающийся индийский богослов митрополит Павел Мар Григорий предложил библейский анализ бедности, диаконии и социальной ответственности, разбирая эти вопросы с позиции стран третьего мира. Он говорит о "трояком служении" Христа как первосвященника, пророка и пастыря. Задача христианина - помочь Церкви выполнить эту миссию мира и справедливости. На международном уровне Вселенский Патриархат, особенно Патриарх Афинагор и, в последние годы, Патриарх Варфоломей I, упрочили роль Православной Церкви как заступницы в вопросах социальной справедливости. Выступления Патриарха Варфоломея, прозвучавшие с высокой трибуны в Европарламенте и на Всемирном экономическом форуме в Давосе, создали ему репутацию ведущего религиозного деятеля, высказывающегося по таким разнообразным вопросам, как экология, мир и глобальная экономика. В Северной Америке получил известность архиепископ Яков (Вселенский Патриархат) благодаря своим смелым энцикликам по вопросам справедливости; Синод Сербской Православной Церкви, нe колеблясь, вмешался в политические процессы, происходящие в Сербии, когда под удар были поставлены интересы населения.

Православная диакония и экуменическое движение

В данном контексте важно подчеркнуть ключевую роль современного экуменического движения и Всемирного Совета Церквей как сил, способствующих развитию Православными Церквами богословской основы социальных и диаконических вопросов. С самого начала, и особенно после того, как в 1961 году в ВСЦ вошло большинство Православных Церквей, православные богословы из Церквей-матерей, а также ведущие представители стали принимать активное участие в многочисленных международных конференциях и консультациях. Православные внесли непреходящий вклад в экуменическое движение, предложив понимание диаконии с позиций православного евхаристического богословия, а также понятие "литургии после литургии" как основное видение социальной ответственности христианина. Это богословие сакраментальной диаконии недавно получило развитие в богословии "литургической диаконии", разработанном проф. Александром Пападеросом. Евхаристия - это источник христианского действия на службе человечеству. Он разделяет "микродиаконию" отдельного человека и общины и "макродиаконию", которая направлена на создание общинных связей и противостоит первопричинам несправедливости и бедности. Кроме того, ВСЦ тоже помогал многим православным Церквам развить собственные диаконические возможности и программы.

Заключение

Православная социальная мысль и свидетельство заслуживают более глубокого анализа, чем это можно сделать в подобной статье. Часто в православном взгляде на общество просматривается двойственность, когда духовное и мирское противопоставляются и когда Церковь и христиан призывают быть "над" мирской суетой. Это проявляется в том, что в Церкви часто делается акцент на аскетическо-монашеской жизни в противовес большой социальной и политической ответственности в миру.

Историческое проявление православного социального служения, несмотря на яркие исключения, остаётся ограниченным по сравнению с тем, что делают другие Церкви. Православная благотворительная деятельность носит локальный характер и является сиюминутной реакцией, прежде всего, приходских структур. Ещё мало примеров "макродиаконии" или международной солидарности или действий, направленных на развитие, в Православных Церквях. Об исключениях из этого правила было сказано. Православные Церкви испытывают трудности в анализе ключевых политических и структурных причин несправедливости, бедности и маргинализации. Тем не менее, Православные Церкви развили уникальную и ценную форму целостного диаконического подхода - братства и сестричества, в которых сочетаются молитва, просвещение и служение. Эта форма является вдохновляющим примером и ценным вкладом в христианство.

Но что это даёт нам в сегодняшней ситуации? Для того, чтобы завершить этот краткий обзор о роли и эволюции диаконии в Православной Церкви, я хотел бы поделиться некоторыми соображениями и поставить несколько вопросов, которые могут породить размышления и дискуссию.

Мы видим, что диакония была неотъемлемой, важной частью жизни церковной общины в ранние века. Чего нельзя сказать о современной ситуации в православном мире. Обзор основной богословской литературы и курсов семинарии подтверждает, что социальный и диаконический аспект Православной Церкви занимает далеко не центральное положение. Хотя в некоторых случаях ситуация изменяется к лучшему, значение "литургии после литургии" в воспитании и религиозном образовании должно быть высвечено и поднято на должную высоту.

Более того, должна быть упрочена роль мирян. В православном богословии чётко говориться о том, что у священнослужителей есть своё особое служение, а миряне должны взять на себя некоторые обязанности и инициативу. Считаю, что "чрезмерная клерикализация" нашей Церкви сегодня - одна из причин наших ограниченных достижений в социальной сфере.

Что может привнести Православная Церковь и Её богословие в размышления о международной солидарности в контексте глобализации экономики и уже неновой дискуссии о развитии сотрудничества между Севером и Югом? Что может стать истинно православными формами международной помощи и профессионального развития? Какие новые виды синергии с современным миром и светскими организациями может предложить Церковь?

Возможно, Православной Церкви стоило бы вернуться к прежнему пониманию роли диакона. В древней Церкви у диакона была особая роль, связанная со многими диаконическими обязанностями, в то время как теперь диакон исполняет только литургическую роль (хотя бывают и редкие исключения), и диаконство воспринимается как промежуточная ступень в подготовке к священству. Свежая мысль о первоначальной роли диаконов как служителей Церкви в мире тоже может способствовать размышлению о возрождении института диаконис, который существовал в Восточной Церкви в первые века.

Думаю, уместно будет завершить данную статью словами Вселенского Патриарха Варфоломея, прозвучавшими как напоминание всем христианам о социальной ответственности:

"На Страшном Суде ни вас, ни меня не спросят, как строго мы постились, сколько поклонов мы сделали во время молитвы, сколько книг мы написали, сколько речей мы произнесли на международных конференциях. Нас спросят: Ты накормил голодного? Дал воды жаждущему? Пригласил ли странника в свой дом? Одел ли нагого? Позаботился ли о болящем или находящемся в заключении? Это всё, о чём нас спросят. Любовь ко Христу проявляется через любовь к другим людям, и никак иначе. Вспомните, что Христос говорит "Я", говоря о нуждающихся и обременённых: "Я алкал, Я жаждал, Я был странником, был болен, наг, был в темнице". Христос смотрит на нас глазами всех страждущих. Неужели не страшно?"

* Доклад, представленный на конференции "Православная диакония: социальное свидетельство и служение православных церквей". - Ново-Валаамский монастырь (Финляндия), 30 апреля - 5 мая 2004 г.